Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты - Владислав Чернилевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я шел быстро. Мой шаг не переходил на бег только потому, что я боялся привлечь своим топотом лишнее внимание. Я поднялся по Лестнице на два этажа выше и дотронулся до металлической двери, которая отозвалась холодом на прикосновение кончиков пальцев. Я вел ими вниз по двери, пока не почувствовал замочную скважину. Ее там не должно было быть. Ее никогда там и не было. Но я нашел ее, снял с шеи ключ от Лабиринта и повернул замок. Потому что если у двери есть ключ, то у нее должен быть и замок.
Я открыл проход в неизвестность. Два шага отделяло меня от легенд Лаборатории, которые успели стать ее мифами. И в этот момент, прежде решительный в своей уверенности сделать их, я поколебался. В снах я пересек уже все возможные границы, но в реальности… в реальности я еще не нарушал покои мертвых. Если дети Бездны настигнут меня за этими дверями, то мне не удастся проснуться. Никогда. Я стану таким же пленником Этажа, как и они. Пытаясь совладать с тревогой, я закрыл глаза, хотя в этом не было никакого смысла – вокруг стояла абсолютная темнота, – и с опущенными веками прошел через границу миров.
Жребий был брошен, и я вновь ощутил уверенность. Мои глаза широко открылись, и я поспешил захлопнуть за собой дверь – чем дольше она оставалась распахнутой, тем больше становилась угроза, что мой план будет раскрыт. К моему удивлению, когда железный занавес опустился между мной и лестничной клеткой, я продолжал видеть вокруг себя на несколько метров, хотя в коридоре не светило ни одного светильника.
Но то, что я видел, не доставляло никакой радости моему сердцу. Алексей Георгиевич говорил, что когда вирус Ницше вырвался на свободу, это место превратили в бойню. И оно было именно таким – залитое кровью, усыпанное осколками костей и покрытое пеплом. Никто из живых за прошедшие годы не коснулся следов побоища, запечатав их нетронутыми в бетонном мавзолее. Никто из живых. Но не мертвых.
Они сразу бросались в глаза. Вписанные в подтеки крови и начерченные ею же первобытные рисунки, являющиеся карикатурой на настоящую живопись, запечатлели кровавые образы чудовищных существ и демонических животных, которые восседали на своих тронах и повелевали людьми, как рабами. Это были Древние боги, чьи имена стерлись из человеческой памяти. Но в начерченных кровью рисунках забытые боги вернулись, чтобы оживить первобытный страх, который все это время спал в нашем бессознательном. Там, где проходили Титаны, их поступь оставляла сожженные города и пастбища. Когда они открывали пасти, ничтожные слуги падали ниц перед их голосом. Потерянные племена кружили вокруг своих повелителей в демонических танцах, принося им в качестве подношений человеческие жертвы, которые подвешивались как туши на деревьях. Стена Лаборатории была истерзана жуткими сценами, которые сопровождались надписями на неизвестном мне языке, если этот язык вообще был известен живым. Странные петроглифы, в чьих изгибах читались страдание и раболепие, скрывали в себе забытую правду, которую мы не хотели знать. В этих рисунках и надписях было что-то настолько жуткое и чудовищное, что один только их вид внушал больше ужаса, чем вся Тьма Лабиринта.
Нет, эти заброшенные коридоры были не настолько заброшенными, какими казались на первый взгляд. Где-то в глубине бесконечного мрака скрывались иные – авторы темного искусства. Я помнил свою встречу с одним из мертвых, когда бледное подобие человека растерзало мое тело когтями, и только страж ловца снов вырвал меня из безжалостных конечностей. Я не хотел встретиться с ними снова. Я не был готов ко встрече с мертвыми. В этот раз я был лишен не только оружия, но и магического помощника, который бы мог прийти мне на выручку. Я подумал о том, что было бы неплохо попросить пистолет у Патрицио, но это бы ничего не дало: оружие все равно изъяли бы на проходной завода. Все, на что я мог рассчитывать, – это мое желание вернуться живым.
Мне нужно было найти сектанта как можно быстрее. Но как? Я мог обходить кабинет за кабинетом, но если в этих помещениях есть алчущие мертвецы, то их я найду быстрее. Надеяться, что Забытый сам придет ко мне? Ждать можно очень долго. Но что, если сектант был тем, кто нанес иконы-перевертыши на стену и в древнем алфавите зашифровал путь к его убежищу? Эта идея мне нравилась и не нравилась одновременно. Нравилась тем, что давала мне шанс найти Забытого. Не нравилась тем, что это многое говорило о его личности.
Я начал внимательно рассматривать рисунки и увидел, как сквозь множество примитивных картин проходила вереница людей, как бы идущая на поклон Древним богам. Возможно, мне надо было пройти той же тропой. От такой мысли становилось не по себе, но я пошел этой дорогой.
Пиктограммы привели меня ко входу в помещение, где я ожидал найти сектанта. Но войдя в кабинет, я обнаружил себя окутанным тьмой – аура света вокруг моего тела не достигала стен помещения. Из-за этого истинные размеры комнаты были не ясны, и я находился в некоторой растерянности. Было страшно что-то предпринимать. Казалось, что если углубиться слишком далеко в темноту, то можно никогда не найти дорогу назад. Но и оставаться на месте означало похоронить идею забрать то, за чем я пришел. И снова я заставил себя, невзирая на сомнения, идти дальше. Я сделал несколько небольших шагов, и передо мной вырос металлический стол, на котором были разбросаны шприцы и разбитые склянки. Я аккуратно обошел мебель слева, оставив позади себя ориентир к выходу. Затем я сделал еще шаг и увидел впереди себя человека! Он появился из темноты неожиданно, бесшумно… Я вздрогнул от его внезапного появления, но сделал шаг к нему навстречу и почти шепотом произнес:
– Добрый день!
Никто не ответил. Он и не мог ответить, потому что это было всего лишь мое отражение в зеркале. Я нервно усмехнулся и подошел к стеклу. Перед ним стояла эмалированная раковина, зажатая между металлическими шкафами. На стенке одного из шкафов я увидел выключатель. Я поспешил его нажать, и мое прикосновение оживило тусклую лампочку над головой.