Мазепа - Татьяна Таирова-Яковлева

В его селах занимались земледелием, винокурением, заготовкой сена на заливных лугах реки Сейм. Для перемола зерна использовалось множество водяных мельниц. Степные имения специализировались на скотоводстве. Для переработки шерсти завели сукновальни, были и маслобойни. Не последнее место занимало и пчеловодство, с которого крестьяне отдавали владельцу десятый улей.

Одним словом, за девять лет хозяйствования было достигнуто столько, что окрестные помещики с завистью и злобой смотрели на гетмана, а поселенцы, напротив, тысячами стремились к нему. Как писал Плохинский, Мазепа управлял своим огромным хозяйством с любовью, энергией и недюжинным талантом. Учитывая то, сколько денег и времени он потратил на освоение этих земель (последние приобретались еще в 1708 году), хочется спросить сторонников теории «изначального плана измены»: зачем могло понадобиться Ивану Степановичу таким способом «убеждать царя» в своей верности?[366] Явно способ слишком дорогой, слишком надуманный и совершенно неправдоподобный.

Успешная колонизаторская деятельность Мазепы напоминает усилия Богдана Хмельницкого по заселению его Субботова (еще до восстания). При этом масштаб усилий и финансовых возможностей Ивана Степановича, разумеется, был несравнимо выше.

Во многом образцово-показательные имения Мазепы в России были его ответом Палею. Самым опасным для гетмана было расширявшееся бегство крестьян и казаков из Гетманщины в Правобережье, в Палеивщину. Мы уже неоднократно подчеркивали, что такое положение дел было крайне неприятным для гетманской власти. Именно поэтому взоры Мазепы все больше устремлялись на Правобережье, и все больше начинал он задумываться о том, как воплотить свой титул гетмана «обоих берегов» в жизнь. Рассчитывать на это он мог только при поддержке Петра.

Азовские походы стали переломным моментом. У Мазепы устанавливаются особо доверительные отношения со многими деятелями Петровской эпохи. Совместное участие в военных действиях, совместная походная жизнь, общие победы и поражения — все это, разумеется, наполняло новым содержанием старые знакомства. Иван Степанович не случайно в глазах рядовых казаков и запорожцев все больше превращался в верного союзника царя. Казаки кричали, что гетман постоянно ездит в Москву и получает там царские милости, а о них не заботится. Под этим прежде всего имелась в виду безоговорочная поддержка гетманом внешних стратегических планов Петра и его военных кампаний.

Взаимная симпатия и дружба связывали Мазепу с Борисом Петровичем Шереметевым, чему, безусловно, способствовал совместный триумф под Кизикирменом. Дружественные отношения были у него и с «князем-папой» Никитой Зотовым. Так, этот петровский фаворит направил своего сына на учебу в Киев, в Могилянскую академию, и просил в связи с этим гетмана о покровительстве[367]. В 1696 году в Москву возвращается из китайской ссылки Федор Алексеевич Головин и сразу же занимает ведущее место среди петровских дипломатов, вместе с Лефортом возглавляя Великое посольство. Когда в марте 1699 года Лефорт умер, генерал-адмиралом был назначен Головин, получивший в свое ведение все иностранные дела. Именно с этого момента роль Ивана Степановича в разработке и осуществлении внешней политики петровской России приобретет особое значение, прежде всего на первом этапе Северной войны. Но еще и до Головина Мазепа привлекался к решению внешнеполитических задач. В 1690 году по царскому указу гетман вел переговоры с крымским ханом[368]. В частности, Лев Кириллович Нарышкин осуществлял при содействии гетмана контакты с мунтянским (молдавским) господарем[369]. Емельян Украинцев вел консультации с Мазепой о межевании границ с Турцией по Константинопольскому миру[370].

Парадокс внутренней политики Мазепы заключался в том, что, создавая процветающую Гетманщину, он вызывал недовольство практически всех слоев населения. Такое непонимание современниками своего правителя часто встречается в истории. Можно вспомнить, например, Ришелье или Людовика XI, которых ненавидели при жизни и славили после смерти. Глобальные замыслы зачастую видны только на расстоянии, а при ближайшем рассмотрении недоступны пониманию окружающих.

По выражению Жана Балюза, народ в Украине — свободолюбивый и гордый и мало любит тех, кто им управляет. Старшина считала, что Мазепа посягает на их права, на их стремление превратиться в полновластных помещиков по примеру российских или польских. Для большинства из них важны были личная власть и благосостояние, а не идеи государственного строительства. Казаки обвиняли Мазепу в нарушении старых привилегий и вольностей, в тяготах военной службы на фронтах петровских войн. Крестьяне были недовольны ростом налогов, запретом записываться в казаки, разорениями, связанными с переходами армий через территорию Украины. К хорошему привыкают быстро, и люди уже забыли страшные годы Руины, не обращали внимания на общий экономический рост и процветание.

Недаром в своей знаменитой думе «Все стремятся к миру»[371] гетман с болью и гневом обвинял во всех несчастьях Украины внутренние раздоры и борьбу за власть. Жестко и откровенно заявлял он, что не каждому «дано пановать» и «управлять вещами», не «всем дано все знать». То есть отстаивал необходимость централизованной власти и государственного регулирования. Только в консолидации и объединении общих усилий, прежде всего полковников и старшины («без политики»), Мазепа видел возможность отстаивать интересы Украины. В своей думе он одинаково обвинял и тех, кто ради своей личной выгоды служит «поганым» (то есть Крыму и Турции), и тех, кто придерживался поляков. Тяжелой и неблагодарной считал он и службу Москве, чьи воеводы называли казаков «мужиками» и зачастую вели себя в Украине как хозяева с подчиненными, а не равные с равными. Идеал сильного, современного государства с твердой властью все больше вырисовывался в представлении гетмана. Единая и сильная Украина будет способна противостоять врагам и саблей добиваться своих прав и вольностей[372].

К сожалению, в этой своей политике Мазепа мог опираться только на просвещенное украинское духовенство и узкую группу интеллектуалов, для которых высокие материи не были пустым звуком. Таковых в Украине было немного. Не приходится удивляться тому, что, по выражению Орлика, гетман никому не верил и очень сложно было заслужить его доверие.

Как уже отмечалось выше, у Мазепы не было детей, его жена тихо проживала в своих имениях. Ее имя не упоминалось в источниках вплоть до ее смерти в 1702 году. Все свое внимание, нерастраченные отцовские чувства Иван Степанович отдал воспитанию племянников, сыновей своей сестры — Ивана Обидовского и Андрея Войнаровского. Будучи уже гетманом, Мазепа направил тринадцатилетнего Обидовского на обучение в Киево-Могилянскую академию, где тот проучился четыре года (1689–1693). В 1691 году Иван был послан дядей в Москву, к «царям», в составе делегации от Академии; он получил от Петра большие пожалования в Рыльском уезде. Вскоре Мазепа выхлопотал для него звание стольника, а потом и украинские имения опального Михаила Гадяцкого. В 1695 году, в девятнадцать лет, Обидовский стал полковником крупнейшего Нежинского полка. Участвовал в Азовских походах, отличался большими способностями и рассматривался как самый вероятный наследник Мазепы.