Фокусник из Люблина - Исаак Башевис Зингер

Теперь ему одна дорога — самое время заглянуть, посмотреть, что там, по ту сторону занавеса. Но как? Броситься в Вислу? Это нельзя из-за Эстер. Нельзя, чтобы она осталась агуной — по крайней мере, надо устроить так, чтобы она снова смогла выйти замуж. Сделать то же, что и Магда? Яша едва удерживался — его снова чуть не вывернуло наизнанку… Да, пора умирать. Он уже один из таких, кого жизнь швыряет, преследует…

Взял в руки бутылку. Подержал. Но пить больше уже не мог. Сидел здесь, как слепой, но с открытыми глазами. Гармоника продолжала играть. Яша узнал старую польскую мазурку. Играла снова и снова. В трактире стало еще более людно и шумно. Яша твердо решил умереть. Но эту ночь надо же было где-то провести. Куда пойдешь с больной ногой? И надо еще кое-что обдумать. Вот если бы днем… А так скоро все и везде закроется. Гостиница? Но какая? И как добраться до гостиницы в таком состоянии? Вряд ли удастся найти дрожки тут, поблизости. Он хотел надеть ботинок, но это не удавалось. Пошарил ногой под столом — ботинка не было. Уже украли? Кто мог взять? Он поднял глаза: вокруг пьяные, разгоряченные лица, налитые кровью, дикие глаза. Одни махали руками, другие что-то выплясывали, кружились в танце, то ли веселясь, то ли примериваясь, не вступить ли в драку. Третьи целовались, обнимались… Приходили и уходили неопрятные подавальщицы в грязных передниках, разносили водку и закуску. А гармоника все играла, гармонист — черноволосый, с тонкими усиками — сидел, едва притрагиваясь к инструменту, полузакрыв глаза, с отрешенным взором. Он почти склонился до пола, посыпанного речным песком. Видно, в трактире было еще одно помещение. Оттуда доносились звуки фортепьяно. Колеблющееся пламя керосиновой лампы давало неверный свет. Напротив Яши сидел дюжий малый, рябой, весь в прыщах, с низко срезанным лбом и длинными усами. Сидел и передразнивал Яшу. Глаза бегали по сторонам, водянистые, косые глаза. Парень был в каком-то исступлении, на грани сумасшествия.

Наконец Яша нашарил ботинок и попытался надеть. Никак не получалось. Припомнилась история про императора Нерона, слышанная еще в хедере: как тот, узнав о смерти отца, сразу же решил, что теперь ботинки на него не налезут — малы! Как это там сказано: «От добрых вестей на костях сразу нарастает мясо». Все это так далеко: меламед Моше Годл, мальчишки в хедере, Гемара, текст, повествующий о разрушении Храма, день Девятого Ава, и эта история, которую перед тем читали… Но не сидеть же здесь до самого закрытия! Надо встать и уйти!

Он все же всунул ногу в ботинок, но не стал зашнуровывать. Попытался обратить на себя внимание, постучав стаканом по бутылке. Какой-то огромный детина погрозил Яше пальцем, рассмеялся, и Яша увидел его щербатый рот. Казалось, и этот человек, и Яша — участники грандиозного действа… Для чего живет этот тип? Он пьяница? Есть ли у него хоть какие-то мысли? Есть ли хоть кто-нибудь в целом свете? Ремесло в руках? Может, с ним случилось то же, что и со мной? Он так хохотал, что из глаз лились слезы, И сами глаза превратились в щелочки… А все же, наверно, он чей-то муж, отец, сын, брат… Дикий взгляд — он, конечно, не еврей. Он из тех девственных лесов, где зарождалось человечество… Такой и умрет, смеясь, пришло Яше в голову. Наконец подошел половой. Расплатившись, Яша поднялся. Он едва мог ступать. Каждый шаг вызывал непереносимую боль.

Было довольно поздно, но на Буге — полно народу. На ступенях, на табуретках, на ящиках сидели и судачили женщины. Холодные сапожники вынесли на улицу скамейки и сидели, работали: постукивали молоточками при свете свечей. Даже дети еще не спали. С Вислы дул теплый ветерок. Вонь подымалась из сточных канав. Над крышами светилось небо, будто отражение каких-то дальних огней. Яша попытался взять дрожки, но вскоре понял, что так можно прождать всю ночь. Пошел по Дзельной, по Швентоерской, вышел на Замковую площадь. За один раз мог сделать лишь несколько шагов. Все время приходилось отдыхать. Его тошнило, лихорадило. В каждой подворотне, у каждого столба — стайки проституток. Все вертелось в пьяном водовороте, собираясь упасть прямо на него, Яшу. Под балконом, у раскрытой двери, сидела женщина. Волосы растрепаны, а глаза горят — в каком-то радостном безумии. В руках сжимала корзинку с тряпками. Яша нагнулся. Его вытошнило, и во рту осталась невероятная горечь. Да, теперь я знаю, каков этот мир! В каждом втором или третьем доме — по трупу. Всякий сброд слоняется по улицам, спит на лавках, на набережной, прямо в грязи. А сам город — в окружении кладбищ, тюрем, больниц, сумасшедших домов. По каждой улице шныряют убийцы, воры, дегенераты. И все это — на виду у полиции.

Яша увидал дрожки и махнул рукой. Но кучер поглядел на него и проехал мимо. Снова появились дрожки, и опять не остановились. Только третий извозчик остановился, хотя как-то нерешительно. Яша взобрался на сиденье.

— Отвезешь в гостиницу?

— В какую?

— Да в любую. Все равно. В гостиницу.

— В «Краковскую»?

— Пусть будет «Краковская».

Кучер щелкнул, и дрожки покатили: вниз по Подвальной, на Медовую, Новосенаторскую. На Театральной площади еще толпился народ, стояли экипажи. По-видимому, в Опере давали премьеру. Мужчины что-то выкрикивали, женщины смеялись. Никто из этих людей и понятия не имел, что некая женщина, которая звалась Магдой, сегодня повесилась, а кунцнмахер из Люблина испытывает непереносимые физические и душевные муки. Веселье и смех будут продолжаться, пока все они не обратятся в прах, размышлял Яша. Надо же, дни и ночи напролет я только и думал, как мне позабавить этот сброд! Чтобы сорвать у них аплодисменты — у этих, что и на могилах танцевать будут!.. Из-за этого чуть было не стал вором! Чуть не убил человека…

Дрожки остановились у «Краковской». И в то же мгновение Яша понял, что приехал сюда напрасно, — у него не было с собою не только паспорта, но и вообще никаких документов.

Яша расплатился с кучером и велел ждать. Попытался уговорить клерка, который сидел за конторкой, все же дать ему комнату. Но малюсенького роста портье отказал категорически. Был тверд, как кремень:

— Ничего не могу сделать. Без паспорта строго запрещено.

— А что делать, если человек потеряет паспорт? Умереть, что ли?

Тот, за конторкой, пожал плечами:

— Мы исполняем распоряжение.

«Все эти распоряжения неизвестно для кого написаны», — всплыло вдруг в памяти. Так приговаривал отец, нарушая русские законы.

Яша вышел из гостиницы ровно в тот момент, когда дрожки тронулись с места и покатили прочь. Дрожки увели прямо из-под носа. Яша присел на парадном соседнего дома. Вот уже вторую ночь он болтается неизвестно где. Как это все быстро происходит, подумал Яша, может, завтра в это время уже буду лежать в могиле. Здесь тоже фланировали проститутки. Мимо Яши прошла одна — в черном, с длинными болтающимися сережками. Выглядела, как средних лет мать семейства. Но взгляд, который она на него бросила… Несомненно, это проститутка. Это одна из тех, незарегистрированных, что предлагают себя по подворотням да в подъездах, на лестницах. Глядела на него, как гипнотизировала, — прямо-таки пригвоздила его к месту своим пристальным умоляющим взглядом. Казалось, она говорит ему: вот, мы оба попали в переплет, почему бы нам не быть вместе? При желтом свете уличного фонаря отчетливо обозначились морщины на лице, на лбу, румяна на щеках, накрашенные ресницы, мешки под глазами. Не было сил даже посочувствовать — все, что он испытывал, это любопытство и удивление. Что за силы управляют человеком? — размышлял Яша. Развлекаются, будто человек — это игрушка, а потом отбрасывают его прочь, как падаль, как ненужную требуху. Как понять то, что с ним случилось? А эта женщина? Почему она здесь? Чем она хуже тех, избалованных дам, что сидят в ложе, в опере и сквозь лорнет рассматривают публику внизу? Все только случай?.. Но если так, то и Бог — случайность? А что такое случайность? Вселенная — случайность? А если ж это не так, может ли частичка вселенной быть случайной?..