Дворец для любимой - Владимир Корн

Вообще-то по всем протоколам прибывшего правителя Скардара следовало встречать в губернаторском дворце Гроугента. Или хотя бы стоило сменить пропыленную дорожную одежду на что-нибудь более подобающее. Все это так, но, судя по тому, что Иджин дир Пьетроссо не стал дожидаться приглашения спуститься на берег, он и сам не слишком-то стал заморачиваться такими вещами. Да и не мог Иджин настолько измениться за те неполные шесть лет, что мы не виделись, не такой он человек.

Плюнув на все условности, я дожидался его, стоя на причале. Наконец шлюпка подошла к каменной стене, и с нее легко и без посторонней помощи сошел дир Пьетроссо. Обведя взглядом людей, он глазами нашел меня. Затем легко и чуть ли не бегом Иджин поднялся по ступеням на набережную. Это привычка, привычка всех, кто когда-либо имел отношение к флоту – по трапам не ходят, по трапам бегают. И неважно, какие они: скользкие деревянные балясины корабельного трапа или широкие гранитные ступени.

Мы встретились, поприветствовав друг друга учтивыми кивками. Хотя так хотелось обнять этого человека, похлопать его по спине и спросить: «Ну как ты?»

Или же вовсе отпустить в его адрес колкость. Ладно, все это будет позже. А пока мы оба играем ту роль, что желают видеть глазеющие на нас люди.

За тот срок, что я его не видел, он изменился. Тверже стали черты лица, в уголках губ застыли жесткие складки, да и взгляд стал совсем другим. Наверное, такой взгляд можно было бы назвать полным политической мудрости, если бы само слово «политика» всегда не было для меня ругательным. Пусть уж лучше он будет взглядом человека, ответственного за судьбу целой державы.

И все же правитель Скардара остался верен самому себе.

– А это что? – спросил дир Пьетроссо с улыбкой, указывая глазами на стоявший вблизи причала «Властелин морей», на мгновение став прежним Иджином, служившим на моем корабле начальником абордажной команды.

Вопрос вполне закономерен. Мало того что корабль своими формами должен был показаться для него необычным, так и сам вид «Властелина» мог вызывать все что угодно, кроме уважения.

Проблема с «Властелином морей» была в том, что для покраски его железных бортов требовалась грунтовка, нечто вроде свинцового сурика. Соленая морская вода – среда весьма агрессивная, и краска сходила с его бортов пластами. А что я вообще знал о красках?

Единственное, что всегда приходило в голову в первую очередь, так это то, что японцы долго держали в секрете от всего мира состав красок, которыми они покрывали свои автомобили. Когда они наконец открыли его, выяснилось, что в них входят мельчайшие фракции слюды, кстати, сибирской, что придавало краске неповторимый блеск и цвет. Ну и как это могло помочь мне в данном случае? Слюды и в Империи полным-полно, а толку-то! И потому «Властелин морей» смотрелся сейчас так, что дунь порыв ветерка посвежее – и все, он сразу же пойдет ко дну.

– Это Третий имперский флот! – с гордостью объявил я скардарскому дерториеру, на что он понимающе хмыкнул.

Суть моей фразы была в том, что в Империи флотов всего три: Первый, Второй и Четвертый. Третьего флота как раз и не было, и именно поэтому Иджин отреагировал хмыканьем, приняв мои слова за шутку.

Как бы не так, господин дир Пьетроссо, как бы не так: шутками здесь даже не пахнет. Конечно, в одиночку «Властелин морей» заменить целый флот не сможет, но еще бы несколько таких, хотя бы четыре-пять, и мои слова полностью будут соответствовать действительности. Ничего, возможно, тебе еще предстоит увидеть его в бою. А пока, что ж, пока пусть мои слова будут звучать для тебя шуткой. «Властелин морей» не так давно вернулся из похода и со дня на день должен был встать в док на мелкий ремонт и доработки. От его борта, кстати, только что отошла шлюпка, и в ней капитан корабля, Фред фер Груенуа, человек, которого ты тоже будешь рад видеть.

В общем, так, господин дерториер, не знаю, какие у тебя планы, но в столице Империи ты побывать обязан. И, кроме того, мне очень хотелось бы познакомить тебя со своей женой.

– Как я тебя понимаю, Артуа! – Это были полные восхищения слова Иджина после состоявшегося представления дерториера Скардара императрице, и относились они к Янианне.

При представлении забавно было наблюдать за тем, как дир Пьетроссо, заядлый сердцеед, по крайней мере в прошлом, был настолько очарован красотой Яны, что поначалу даже несколько стушевался, не найдя, что ответить на далеко не самый сложный ее вопрос. И смысл его слов конечно же был в том, что он понимает мой выбор: ради Янианны отказаться от того места, которое теперь занимал он.

Мы сидели в моем столичном кабинете, и на стене напротив него висела картина с изображением Тройского морского сражения, в котором скардарский флот полностью разгромил объединенные флоты Изнерда и Табриско. Картина была гигантской и чуть ли не полностью занимала одну из стен кабинета, благо он и сам был весьма нескромных размеров.

Полотно, кстати, – подарок самого Иджина, присланный им года через два после моего визита в Скардар. На картине был изображен переломный момент в сражении, когда совсем еще не было понятно, на чью сторону склоняется чаша весов.

Глядя на картину, я всегда испытывал волнение, потому что отлично помнил свое тогдашнее, близкое к отчаянию, состояние, слишком уж много зависело от исхода сражения – судьба целой державы. Уверен, тогда я был далеко не одинок в своих чувствах, иначе как художник смог бы их передать? Холст был буквально пропитан переполнявшими нас тогда эмоциями. И каково же было мое удивление, когда я узнал о том, что автором картины является Хойхо дир Моссо, служивший в то время старшим помощником на моем корабле. Блестящий офицер, весельчак и ценитель тонкого юмора, он никогда даже словом не обмолвился о том, что питает страсть к живописи и, как оказалось, обладает огромным талантом.

Маленький Конрад, бывая у меня в кабинете, подолгу ее рассматривал. Алекса картина тоже живо интересовала, но его интерес был иным. Оба они любили задавать мне множество вопросов о деталях сражения, запечатленного на картине, но до чего же эти вопросы различались! И если Конрад мог подолгу выслушивать мои объяснения относительно оснастки кораблей, их мореходных качеств, вооружения, не знаю уж, что он во всем этом понимал, то Алекса интересовало совсем другое.

Я не знаю, сын, как художнику удалось изобразить клубы дыма от залпа пушек так, что казалось, будто их на глазах разносит ветром. Как от фигурок матросов, бросающихся в воду, чтобы спастись от огня, охватившего весь фрегат, исходит страх потерять свою жизнь и надежда не стать жертвой акул, чьи плавники во множестве видны среди воюющих между собой кораблей. Не знаю, как ему удалось передать отчаяние и надежду этих людей, ведь они такие маленькие, фигурки почти крошечные. Я знаю только одно: люди многое потеряют, когда на смену картинам придут фотографии.

– Папа, от этой картины пахнет морем, – сказал однажды Алекс.

Это действительно так, сын мой, хотя на самом деле от нее пахнет красками. И в этом тоже талант ее создателя.