Книги онлайн и без регистрации » Триллеры » Интерлюдия Томаса - Дин Кунц

Интерлюдия Томаса - Дин Кунц

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Перейти на страницу:

И мое беспокойство не менее острое. Сердце стучит, словно копыта несущегося галопом жеребца, грудь наполнена звоном железных подков, барабанящих по твердой, выжженной солнце земле. Льющийся рекой пот смывает запах сгоревших спичек и гниющих роз с моей кожи и волос.

Хискотт, гибрид человека и монстра, лежит в сверкающих, сальных узлах самолюбования, медленно шевелящиеся кольца продавливают матрац, огромный белесый змей с человеческими чертами лица на большущей голове с вытянутым черепом. Из шести рук и кистей четыре достались ему от существ другого мира, когда-то им препарированных, от их стволовых клеток, которые он себе ввел, чтобы стать сверхчеловеком. Средняя пара рук — человеческие, но эти две руки постоянно пытаются что-то ухватить, тогда как инопланетные руки движутся плавно, поглаживают воздух, словно дирижируя оркестром, играющим что-то медленное.

Мое предположение о деградации, которое возникло еще на кухне при виде крысиных черепов и скелетов, здесь находит подтверждение. Тварь на кровати — не существо, освоившее межзвездные перелеты, и не блестящий ученый, игравший ключевую роль в проекте «Полярис». Это генетический хаос, возможно, из худшего в обоих видах разумной жизни. И без того неуравновешенный разум Хискотта еще дальше сдвинулся от нормы инопланетным восприятием, инопланетными желаниями, инопланетными способностями. Тело, по большей части приспособленное для жизни на другой планете, возможно, стало таким огромным и гротескным, потому что потребности и голод двух разумных видов не позволяли ему насытиться.

В спальне воняет хуже, чем в подвале, в котором я запер еще одного слугу. Углы завалены костями самых разных животных, на полу у кровати свежее и тухлое мясо, но Хискотта, похоже, устраивает и то и другое. Я вижу куски говядины, телятины и свинины, ощипанных куриц, подносы с рыбным филе. Все это, несомненно, поступало из семейного ресторана, но не в готовом, а в сыром виде.

Вижу я и частично объеденные трупы диких животных, один — койота, много — зайцев, белок, крыс. Возможно, ночью, особенно если луны нет и никто из постояльцев гостиницы для автомобилистов не увидит наводящие ужас фигуры на этих холмистых лугах, тварь, которую я убил в библиотеке, или та, что заперта в подвале, выходили на охоту, чтобы порадовать своего господина свежатиной. Я надеюсь, что человечиной тут пировали только раз, когда съели убитого мальчика, но, скорее всего, надежды мои напрасны. Никто не стал бы искать какого-нибудь алкаша, или сезонного рабочего, голосующего на дороге, или бича, который решил провести ночь на здешнем пляже.

Любого могли обездвижить ядом или уколом в мозг, притащить сюда и сожрать.

Заметив меня, трясущегося всем телом и стоящего на пороге этой скотобойни, Хискотт поднимает гигантскую голову, которая, пожалуй, в три раза больше человеческой, но все равно узнаваемо человеческая. Жадно раскрывает широкий рот с кривыми зубами и вроде бы издает безмолвный крик, который на самом деле зов. Зов психический, команда — «Накорми меня», — и я чувствую, как меня тянет к нему. Наверное, точно так же подводное течение утягивает в глубины пловца.

Я чувствую уверенность Хискотта, полнейшую уверенность, даже самоуверенность, рожденную абсолютной властью над людьми. Еще никто и никогда не мог устоять перед ним. И я обнаруживаю, что уже переступил порог и нахожусь в комнате. Сделав два или три шага, останавливаюсь, потому что за спиной слышатся и быстро нарастают непонятные шорохи. Меня охватывает страх: а вдруг в дверях сейчас появится слуга из подвала, прыгнет мне на спину и окутает своим плащом.

Глава 26

Прежде чем я успел оглянуться, чтобы увидеть свою судьбу, становится понятно, что источник шорохов — сотни мотыльков, ворвавшихся в спальню из коридора. Они пролетают мимо меня, касаясь крылышками и телами шеи, щек, уголков рта, осыпав уши и волосы своей пыльцой, нескончаемый поток мягких крыльев.

В этом доме один ужас сменялся другим, и на моих глазах эта мотыльковая река вливается в широко раскрытый рот Хискотта, сразу устремляется в длинную глотку. Такую нежную еду жевать не требуется. А новые все прилетают, сотни новых, которые кормились на заплесневелых книгах. Я вбираю голову в плечи, чтобы они не забрались мне под воротник. Чудовище на кровати пожирает их сотнями и тысячами, и хотя кажется, что они могут забить ему глотку и задушить, перестальтические пульсации переплетенных колец показывают, что насекомые легко усваиваются, перемалываются и проталкиваются дальше в извилистых катакомбах желудка змея.

Этот жуткий спектакль настолько потряс меня, что к тому времени, когда мимо меня пролетел последний мотылек, я вырываюсь из гипнотической хватки Хискотта и поднимаю пистолет. Слуга бросается ко мне с торчащим изо лба рогом. Я укладываю его четырьмя последними патронами, которые оставались в пистолете, и отбрасываю оружие.

Хискотта, похоже, не встревожил тот факт, что я отправил в небытие двоих из трех его защитников. Поглотив то, что прилетело к нему, он слизывает пыльцу мотыльков с губ, с шести рук и наблюдает за мной, облизываясь и облизываясь. Будь его язык раздвоенным и острым, словно у змеи, он бы выглядел менее отвратительным, чем широкий, длинный и человеческий, который теперь путешествует по множеству пальцев и очищает повернутые вверх ладони.

Шесть рук напоминают мне о многоруких божествах вроде индийской богини Кали. Хотя Хискотт бескрылый, от дракона в нем ничуть не меньше, чем от змея. А широкий рот с грозными зубами мог бы заставить остановиться и Беовульфа.[23]Мифы и легенды многих веков и королевств, казалось, слились в этой твари, самодовольной и тщеславной, превратившейся в главное из зол, таящихся в глубинах этого мира.

Когда я вытаскиваю револьвер из-за спины, он перестает облизывать руки, но вроде бы нисколько не волнуется. Отсутствие в нем страха нервирует, и мне хочется, чтобы он отпрянул всеми своими кольцами. Он — такая гротескная масса белесой чешуйчатой плоти, эти кольца так медленно раздуваются и сжимаются, извиваются и перекатываются, образуя восьмерки и спирали, что на резкое движение он, похоже, не способен, до быстроты обычной змеи ему ой как далеко. Тем не менее его спокойствие показывает, что он или стал слишком самоуверенным, поскольку ему давно уже никто не угрожал, или мое предположение о его неповоротливости далеко от истины.

Когда я поднимаю револьвер, выясняется, что он не быстрый, а хитрый. Всякий раз, когда он пытался проникнуть в мой разум, я его тут же отбрасывал. Его психический зов, который привлек мотыльков, подействовал и на меня, но я знаю — и он, судя по всему, тоже знает, — что второй раз зов не сработает.

Когда я приближаюсь к нему на два шага и прицеливаюсь, чтобы выпустить в его голову первую из шести пуль, не без труда изгоняя дрожь из рук, чтобы пуля не пролетела мимо, Хискотт показывает свой последний трюк, и пока самый лучший. Я не знаю, как он узнал мое настоящее имя, как обнаружил рану, которая не закрылась и не закроется никогда. Может, у него есть возможность выйти в Интернет, чтобы узнать обо мне всю правду, как это сделал Эд, новый друг Джоли. Он не пытается прокрасться в мой разум, как прежде, но с невероятной психической силой отправляет в него самое прекрасное лицо, которое я когда-либо видел, лицо Сторми Ллевеллин, когда она жила и дышала.

1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?