Клоунада - Уолтер Саттертуэйт

— Но зачем кому-то из них убивать Астер Лавинг? В газете пишут, она умерла от передозировки. И если она сидела на героине, разве не рисковала жизнью постоянно?

— Возможно. Но «постоянно» — понятие растяжимое, Анри. А она умерла вчера. В тот день, когда я объявился в Париже. Мне это не нравится.

Ледок молчал. Наконец он сказал:

— Мне пришла в голову еще одна возможность. Помимо мадам Форсайт и мадам Нортон.

Я напрочь забыл про кофе. Он уже не казался мне таким вкусным, как раньше, но все равно это был кофе, и я в нем нуждался.

— Вы о чем?

— О мсье префекте. Предположим, вы правы и Ричард Форсайт не покончил жизнь самоубийством. Вдруг Лагранд знал об Астер Лавинг? Может, она что-то знала о смерти Форсайта. И Лагранду стало об этом известно. Возможно, он боялся, что и вы узнаете о ее связи с Форсайтом, и решил от нее избавиться.

Я кивнул.

— Или же это сделал Рейли.

Ледок нахмурился.

— Не исключено, — продолжал я, — Рейли тоже что-то знал. Об Астер Лавинг и Форсайте. И когда увидел вчера, что мы разговариваем с Джепсоном, решил, что тот нам все выложил.

— Но Джепсон даже не заикнулся об Астер Лавинг.

— Но Рейли-то об этом не знал.

Ледок на секунду задумался.

— Да, конечно, вы правы. Но ведь все это только домыслы, так?

— Верно, только домыслы.

— Эта женщина могла умереть от передозировки по собственной вине — ввела себе слишком большую дозу. Несчастный случай.

— Угу. — Я отпил еще глоток кофе. — Ладно, — сказал я. — У нас в полдень в «Великобритании» встреча с инспектором. С тем, который вел дело о смерти Форсайта. Мне нужно заглянуть на телеграф и отправить телеграмму в Лондон — попросить их узнать побольше об этой Сабине фон Штубен в Мюнхене. А еще — в банк за чеком для Лагранда и его сироток. У вас есть адрес этого общества?

— Узнаем. Пока вы одеваетесь, я кое-куда позвоню по телефону.

— Договорились. Спасибо. А пока я буду бегать по городу, вы сможете разыскать менеджера Астер Лавинг? Как там его зовут?

— Жак… — Ледок порылся в бумагах. — Моррэ.

— Постарайтесь назначить с ним встречу днем, чтобы мы могли поговорить. Давайте на… сколько? Два часа подойдет?

— Конечно. Все устрою.

— Прекрасно. Спасибо, Анри.

Он отмахнулся.

— Не стоит благодарности.

Я вернулся в комнату горничной, вытащил из чемодана чистую рубашку, белье и носки и бросит все на кровать. В углу комнаты виднелась маленькая ниша, не больше стенного шкафа, где помещались ванна и умывальник. Ванна, как и кровать, не была рассчитана на мои габариты. Я мог сидеть в ней, только выпрямившись — больше никак не получалось — и чувствуя себя медведем в бочке.

Затем я побрился, надел все чистое и единственный оставшийся костюм. Прежде чем выйти из комнаты, я достал из чемодана остальные вещи, поднял двойное дно, вытащил автоматический «кольт» 32-го калибра. И положил его в карман брюк.

До банка «Барклай» я доехал на такси. Там я распорядился отправить чек на две тысячи франков на счет Общества сироток Лагранда. Банк находился на улице 4-го сентября, довольно близко от улицы Капуцинов и «Дыры в стене», так что все время приходилось оглядываться.

Мне показалось, что, когда я выходил из банка, за мной никто не следил, поэтому я взял другое такси и поехал на телеграф. За такси тоже никто не увязался. Я послал телеграмму в Лондон и проверил, не поступило ли на мое имя каких-либо сообщений, возможно, отчета другого агента, который работал в семье Форсайтов, тем более что он должен был переслать его через лондонскую контору. Но для меня ничего не было.

Была уже половина одиннадцатого. Мне предстояло как-то скоротать больше часа до своей встречи с Ледоком и инспектором в «Великобритании». Я решил прогуляться и спросил у клерка из «Вестерн Юнион», как туда пройти.

Погода снова выдалась хорошей — ясной, сухой и теплой. Несмотря на сажу и грязь, покрывающую все вокруг, Париж был очень красивым городом. Мне нравились плавные изгибы его бульваров, изысканно-величавые старинные здания, медленно-мерное движение судов по спокойной коричневой реке.

Вот город, о котором мне хотелось узнать побольше, и я бы сделал это с удовольствием, если бы не старался узнать побольше о вероятном убийстве.

Я остановился у кафе. Официант не говорил по-английски, поэтому я зашел внутрь и ощутил себя цирковым клоуном, показывая то на одно, то на другое и при этом то кивая, то качая головой. Потом я снова вышел на улицу, сел за столик и через минуту получил бутерброд, кофе и непомерный счет. Бутерброд был так себе. Хлеб вкусный, что отчасти возмещало недостаток вкусовых качеств мяса. К счастью, мяса оказалось не слишком много. Зато кофе был отменный.

Я пришел в «Великобританию» в пять минут первого. Анри Ледок стоял у конторки, опустив руку с перчатками и серой шляпой вниз и прижав другую, с часами, к груди. Он то и дело поглядывал на часы.

— Привет, Анри, — сказал я.

— А, вот и вы. — Ледок улыбнулся и опустил часы в карман.

— Инспектор здесь? — спросил я.

— Пока нет. Но я поговорил по телефону с менеджером Астер Лавинг и договорился встретиться с ним в два часа у него в конторе.

— Прекрасно. Спасибо, Анри.

Холл был огромный, с колоннами, растениями в кадках, дорогими гобеленами на стенах, дорогими коврами на мраморном полу и легким запахом дорогих сигар и еще более дорогих духов. Кругом мягкая красивая мебель, чтобы постояльцам не пришлось подниматься в свои номера, если им вдруг взбрело бы в голову посидеть и посчитать деньги.

Если бы Лагранд разозлился на нас за то, что мы накануне сбросили хвост и устроили беспорядок в «Ле Заль», он вполне мог бы посадить здесь филеров. Но он этого не сделал. Хотя какой-то тип все же сидел на диване в одиночестве. Вот он поднялся и направился к нам. Он не носил вокруг шеи цепочки с табличкой «ПОЛИЦЕЙСКИЙ», но у него не было в том никакой надобности.

Он был в черном костюме, белой рубашке с галстуком в полоску, в тяжелых черных ботинках и держал в руке мягкую черную шляпу. Крупный, широкоплечий, степенный. Черные волосы с пробором слева. Лицо мясистое, нос слегка картошкой, нижняя губа слегка обвисшая. Лицо некрасивое, но довольно интересное. Глядя на него, казалось, что выражение на нем было установлено еще в детстве и с той поры не менялось — скрытное, сонное лицо человека, который видел все, на что способны люди, и выслушал все причины их деяний.

— Господин Бомон? — обратился он ко мне.

Я отозвался.

— Мсье Ледок?

Анри тоже отозвался.

Инспектор кивнул, затем представился сам. Руки он нам не подал, мы с Ледоком со своей стороны — тоже.