Зловещий трофей - Валерий Шарапов

По дороге Франц не пошел, опасаясь встретить кого-нибудь из жителей Фельшоорша. С этой минуты ни один человек в мире не знал о перевоплощении Франца Фишера в Федора Хлынова. «Но лучше не рисковать и не встречаться с пациентами доктора, — решил бывший эсэсовец. — Все должно быть чисто. Абсолютно чисто».

Покинув имение, он сразу свернул в лес и кружными путями двинулся в Веспрем…

* * *

…Со двора донеслись детские голоса: спорили два мальчугана; хлопнула подъездная дверь. Звуки вернули Фишера из воспоминаний в реальность.

Он прислушался. Мальчишки продолжали кричать, заглушая происходящее в подъезде. Пришлось встать, прикрыть балконную дверь и подойти поближе к прихожей.

Все верно: по лестнице кто-то поднимался. Шаги были размеренные, неторопливые.

Фишер прижался к стене, чтобы оказаться за дверью, когда кто-то войдет в квартиру.

Шаги приближались. Человек миновал четвертый этаж, стал подниматься на пятый. Франц перехватил поудобнее обмотанный вещмешком пистолет и приготовился к встрече.

Впрочем, на площадке каждого этажа располагалось по три квартиры — поднимавшийся мог запросто войти в соседнюю. Тогда придется опять устраиваться на стуле и ждать…

Человек поднялся до площадки, на пару секунд задержался у ступенек, роясь в кармане в поисках ключей.

Звякнула связка. Неизвестный подошел к двери тринадцатой квартиры и вставил ключ в замочную скважину.

«Наконец-то!» — затаив дыхание, обрадовался бывший генеральский водитель.

Москва Июль 1945 года

Информация, добытая Бойко и Баранцом, отняла у сыщиков всего четверть часа. После чего Иван Харитонович взгромоздился на любимый подоконник и повторил версию событий вокруг московских товарных станций, услышанную от Александра.

В свете последних событий версия больших возражений не вызвала. И даже понравилась.

Один вопрос, уперев руки в боки, задал умница Егоров:

— Все шелково, гладенько. Но объясни, Саня, почему Фишер сосредоточился на складских работниках железной дороги?

— Полагаю, он рассуждал примерно так, — ответил бывший разведчик, — золото мог найти любой из любопытных трудяг — обходчик, мастер, стрелочник, диспетчер… Но ради сохранения ценной находки он наверняка обратился бы за помощью к знакомому кладовщику.

— С какого рожна?

— Дома или где-то в лесу прятать золото опасно — могут найти. Если найдут домашние — начнутся расспросы, что да как. За пределами дома — боязно. А на складе — в самый раз. Все склады охраняются (ключи только у заведующего), на ночь запираются, опечатываются. Чем не надежное хранилище?

Позабыв прикурить папиросу, Василий размышлял, жуя край бумажного мундштука. В конце концов, с логикой майора согласился. Зато Бойко как всегда пошел в наступление.

— Ну‑у, не знаю… — протянул он. — Там помимо работников «железки» вокруг поступающих с запада эшелонов трутся десятки охранников. И они запросто могли сковырнуть тайник. Что ж он их трясти не начал?

— Теоретически — да, тайник могла оприходовать и охрана, — ответил за друга Старцев. — Только практически не совсем понятно, как и куда они вынесут с охраняемой территории тридцать семь килограммов золота. Это непросто сделать, даже по одному слитку. Двенадцать килограммов! Куда ты его спрячешь? Трусы такой слиток не выдержат, в голенище он не влезет.

— К тому же трудно было бы скрыть от других известие о такой находке, — резонно заметил Горшеня.

— Точно, — поддержал Баранец. — Через неделю об этом знало бы пол-Москвы.

— Нет, железнодорожников я сразу исключаю, — отрезал Егоров. — На «железке» за время войны наладили такой пропускной режим и такую охрану, что мама не горюй.

— А по дороге? — не унимался Олесь. — Почему вы решили, что золото приехало в Москву под днищем «Хорьха»? Чертов эшелон пропыхтел по «железке» из далекой Венгрии! Это две тысячи километров пути! И неизвестно, где и сколько он простоял, заправляя котлы водой и загружая тендеры углем! Да за это время ваш «Хорьх» могли обчистить сто раз!.

Не удержавшись, в жаркий спор вмешался самый младший сыщик — Костя Ким:

— Все воинские эшелоны на стоянках подлежат усиленной охране. Я лично читал в газете приказ Верховного.

И тут Васильков, не принимавший участия в споре, внезапно встал на сторону Бойко:

— Олесь прав. До Москвы на этом эшелоне золото, вероятнее всего, не доехало.

Оперативники разом уставились на майора.

— Поглядите, мужики, какое дело, — взялся спокойно объяснять тот. — Как мы поняли, Фишер вовсе не дурак и тщательно выбирал из работников товарных станций тех, кто мог либо сам обнаружить тайник, либо припрятать золотишко на складе или дома. И что же в итоге? А в итоге золота он у них не нашел. Мы ведь с вами побывали в домах всех его жертв и хорошо видели, как они жили.

Тут возмутился всецело доверявший мнению друга Иван:

— Эк, хватил! Что ж они, по-твоему, найдя слитки, сразу побежали в ближайший ломбард?

— Нет, конечно, — усмехнулся Александр. — Но и глубоко закапывать их они не стали бы. Тут важно понимать психологию простых людей, уставших от войны, от лишений, от жизни впроголодь. И внезапно получивших от судьбы царский подарок. Если допустить, что кто-то из жертв Фишера нашел золото «Хорьха» и утаил его от государства, то, согласитесь, мы заметили бы это. По обстановке в доме, по одежде, по продуктам, по скарбу, по общему достатку.

— Полагаешь, они отпиливали бы от слитка по крохе и шныряли к скупщику или прямиком на базар? — прищурился Старцев.

— Так или примерно так. Но обязательно воспользовались бы свалившимся богатством.

— Не соглашусь, — мотнул головой Иван. — Люди разные, и психология у них тоже разная. У меня давеча соседка по подъезду отдала Богу душу. Высохшая, тощая, как жердина — непонятно, в чем жизнь теплилась. Мы, помнится, и копеечки ей собирали в помощь, и продуктами делились. Так у нее опосля смерти зашитыми в подушку двенадцать с половиной тысяч целковых обнаружили. Вот так. Ни родственников, ни друзей — все для себя собирала. Фантик к фантику. Нет, чтоб пожить последние годы по-человечески, а излишки снести сиротам в ближайший детдом. А ты — психология.

— Сколько было соседке? — терпеливо отреагировал Васильков.

— А черт ее знает… Лет семьдесят пять, а то и больше.

— В таком возрасте, Ваня, в голове не психология, а Альцгеймер. Она могла попросту забыть о накоплениях, потому что исчезла цель в жизни. Мы же говорим о сравнительно молодых людях. Всем убитым железнодорожникам от двадцати восьми до сорока с небольшим. В таком возрасте люди еще радуются жизни, чего-то хотят, строят планы…