Жемчужина гарема - Конни Мейсон

Их провели через узкие боковые ворота дворца, и они оказались в залитом солнцем внутреннем дворике, вымощенном мрамором и засаженном лимонными и апельсиновыми деревьями и окруженном галереей с разноцветными колоннами. Криста подумала, что бей и его наложницы, должно быть, проводят здесь дневное время, пока не спадет жара. Высокие стены полностью защищали этот райский уголок от уличной пыли и шума. Узкая улочка, по которой они только что шли, гудела от шума, а здесь слышались только плеск фонтана и шелест листвы. Капитан Хаджи и солдаты куда-то исчезли, и женщины остались одни, полные неуверенности и страха перед будущим.

От одной из мраморных колонн отделилась гигантская мужская фигура. Его кожа была черной и блестящей, как полированное черное дерево, глаза напоминали узкие щелочки на заплывшем жиром лице. Жир душил его, и дыхание вырывалось из его груди хриплыми толчками, тело казалось состоявшим из нескольких валиков, уложенных друг на друга, которые колыхались и подрагивали при каждом его шаге. Его голову венчал огромный тюрбан, прибавлявший толстяку несколько дюймов. Нижнюю часть тела обтягивали неимоверных размеров широченные шальвары из блестящего шелка, а жирная грудь оставалась практически обнаженной. Он был босиком, но на поясе воинственно покачивался длинный ятаган.

Женщины прижались друг к другу, и Элисса проговорила изменившимся голосом:

— Это евнух, Криста. Он главный в гареме. Без единого слова он указал им на маленькую дверь. И та, и другая удивленно уставились на толстяка, не двигаясь с места. Тогда он с отвращением затряс головой и широко раскрыл рот. Там, где должен был быть язык, зияла пустота, и рот казался красной ямой, окруженной белоснежными острыми зубами.

— Боже! — вскрикнула Криста и прикрыла рот рукой, почувствовав приступ тошноты.

— Да спасет нас Аллах! — эхом отозвалась Элисса, отворачиваясь от омерзительного зрелища.

Немой двинулся к двери и указал на нее повелительным жестом. Кристе ничего не оставалось делать, как сжать маленькую дрожащую руку Элиссы и пойти за ним. Так, вдвоем, они вошли в гарем Абдуллы.

Они проходили залы с мраморными колоннами, покои, устланные персидскими коврами, где стены были украшены тончайшей резьбой, и наконец попали в купальню, похожую на ту, что Криста видела в серале Калима, только раза в два больше. Мраморные скамьи стояли вокруг бассейна с прозрачной голубой водой, но купальня была подозрительно пуста. Разумеется, в таком большом княжестве, как Константина, не могло быть недостатка в красивых женщинах, и Абдулла мог выбирать лучших из них, пришло в голову Кристе. Но гарем казался вымершим, здесь царила унылая тишина, не нарушаемая звонкими женскими голосами и смехом.

— Мне страшно, — прошептала Элисса, которая, как видно, ощущала то же самое. — Здесь что-то не так.

— И я думаю о том же, — согласилась Криста.

— Может, Абдулла из тех мужчин, которые не любят женщин? — с надеждой предположила Элисса. — Я слыхала, что такие бывают.

— Может быть, — с сомнением пробормотала Криста. Из разговоров янычар она знала, что Абдулла охотно наслаждается красивыми женщинами, хотя и относится к ним с презрением.

Евнух подвел их к скамье и жестами показал, что они должны сесть. Криста неохотно повиновалась. К ней уже возвращалась присущая ей храбрость, и любопытство пересиливало страх. Элисса тоже села, прижавшись к Кристе. Евнух повернулся и пошел в другой конец купальни. Шлепанье его гигантских босых ступней по мраморному полу казалось оглушительным.

Пока Криста и Элисса сидели в купальне, тревожно ожидая дальнейших событий, Ахмеда привели к Абдулле и грубо бросили к его ногам. Ахмед был вне себя от ярости, потому что он как жалкий преступник вошел во дворец, где родился и вырос, который по праву принадлежал ему, и он отчаянно старался разорвать путы плененного дикого зверя.

Его некогда белая одежда была вся перепачкана кровью и грязью, от нее остались одни лохмотья, но синий шарф, закрывавший лицо, по-прежнему был на месте. Все эти дни ему давали ровно столько еды и питья, чтобы он не умер от истощения, он потерял много сил и теперь, не отрывая взгляда от лица брата, с трудом поднялся на ноги. Абдулла смотрел на человека, из-за которого он потерял столько денег, без тени жалости. Он кивнул головой, два дюжих янычара рывком подняли Ахмеда на ноги, и веревки больно врезались ему в руки.

— Значит, ты тот самый человек, который называет себя Пустынным Ястребом, — презрительно процедил сквозь зубы Абдулла. — Неужели ты надеялся, что твои преступления сойдут тебе с рук? У меня сильная армия, а у капитана Хаджи были особые причины искать тебя, как ищут воду в пустыне умирающие от жажды.

Глядя исподлобья на брата, Ахмед хранил молчание. Не дождавшись ответа, Абдулла продолжал:

— Я получил назад свою наложницу, а твои люди, без сомнения, погибли в пустыне. Что ты скажешь на это, Ястреб? Объясни, почему ты нападал только на наши караваны? Кто ты такой и чем я заслужил твою ненависть? Говори же! Я хочу услышать ответ, прежде чем приговорить тебя к пыткам и смерти.

— Абдулла! Неужели ты не узнаешь собственного брата? — воскликнул Ахмед и с новой силой забился в путах.

— Ахмед! — Абдулла сделал знак одному из янычаров, и тот сорвал повязку с лица пленника. — Барбаросса уверил меня в том, что ты погиб, но ты вернулся с того света, чтобы грабить меня и не давать покоя. Я щедро награжу капитана Хаджи за то, что он так хорошо мне послужил. Теперь у меня в руках не только ты, но и твоя женщина.

— Если ты причинишь зло Кристе, я…

— Ты… что? — На лице Абдуллы появилась жестокая усмешка. — Я еще не видел новой наложницы, но, уверяю тебя, теперь, когда я знаю, что она так много для тебя значит, наслаждение будет еще более острым. Скажи, Ахмед, ты хорошо обучил ее? Я хочу, чтобы она была нежной и покорной.

— Ублюдок! — вскипел Ахмед. — Я люблю Кристу и, если ты ее тронешь, задушу тебя собственными руками.

— Тронешь! Я не сделаю ей ничего плохого. Но я заставлю тебя смотреть, как я наслаждаюсь твоей женщиной. Ты не думаешь, что интересно будет сравнить, как она отвечает мне и как тебе?

— Отпусти ее, Абдулла. Делай со мной все, что тебе угодно, но ее отпусти.

— Ты не в том положении, чтобы торговаться, братец. Кроме того, я хочу на собственном опыте понять, чем она так хороша, почему так дорога тебе. Стоит ли она тех двух сотен дукатов, которые я за нее отдал?

— Послушай, Абдулла, я еще не умер, — угрожающе проговорил Ахмед. — Так или иначе, но тебе придется заплатить за грехи. Я не забыл, что ты сделал с моей матерью, и не забуду того, что ты собираешься сделать с Кристой.

— Ха! Твоя мать была девкой, неверной, которая обманом заставила отца сделать тебя наследником.

Ярость придала Ахмеду нечеловеческую силу. Он рывком разорвал путы на руках, бросился на Абдуллу и свалил его с ног, но тут же один из стражников ударил его плашмя ятаганом, и Ахмед рухнул, как поверженная статуя, потеряв сознание.