Черный штрафбат - Андрей Орлов

— Ага, и туш споем. Не, лучше присядем. — Фикус развалился на скамейке, забросил ногу за ногу, руки — за спинку, эдакий блатарь на отдыхе в парке культуры. — Не возражаешь, старшой? Набегались уж, чай.

— Садитесь, — разрешил Зорин, покосившись на трех мужчин с автоматами, которые не спускали с них глаз. — Только косяка давите, не расслабляйтесь. Не нравится мне это что-то.

— Разойтись надо было с этой публикой бортами, — совершенно справедливо подметил Новицкий.

— Ага, вольтанутые какие-то, — прямо в точку подметил Фикус.

— А у них тут ничего, чистенько, — как-то завистливо пробормотал Шельнис.

— И склад, наверное, есть, — поддел его Ралдыгин. — Только вам, Генрих Павлович, вряд ли светит обзавестись в этом местечке должностью.

— Павел Генрихович, — порозовев, поправил Шельнис, — у меня мама русская, а папа немец из Саратова, он еще до революции приехал в Россию… и очень предан Советской власти, — поспешил добавить интендант.

— Не будем афишировать перед местной публикой ваше немецкое происхоладение. Мужики, не обращайтесь к товарищу Шельнису по имени-отчеству, договорились?

— Чудеса в решете — еврейский партизанский отряд… — качал головой Игумнов. — Не могу поверить. Что за зверь такой?

— Леонид, объяснения найдутся? — повернулся Зорин к Гурвичу.

— Боятся они нас, — неохотно выдавил Гурвич. — Полагаю, все заметили? Понимают, что мы им жизнь спасли, а все равно боятся.

— А зачем евреям нас бояться? — не сообразил Чеботаев. — У нас же интернациональная страна, мы не фашисты. У нас и в руководстве есть евреи. Товарищ Мех-лис, например, товарищ Каганович…

— Особенно их много в карательных структурах, — проворчал Гурвич. — Вернее, было, до чистки в тридцать восьмом… Молодой ты еще, Ванька, не знаешь многого. Да и не нужно тебе это знать. Много будешь знать — высыпаться не будешь. Какой тогда из тебя солдат?

Встреча с руководством странного сообщества тоже не оставила приятных впечатлений. Приблизились несколько человек — среди прочих был и Рудберг.

— Встанем, мужики, — вздохнул Зорин, — окажем какое-никакое уважение.

Местное руководство остановилось в нескольких шагах. Никто руки не подал. Выступил приземистый мужчина лет пятидесяти — в гражданской куртке, оплетенной портупеей. Настороженности в его лице было не меньше, чем в лице Рудберга.

— Моя фамилия Фильман, — исподлобья оглядев бойцов (и задержавшись взглядом на Гурвиче), представился мужчина, — Йонатан Яронович Фильман. Командир отряда «Лагут».

— Зорин. Алексей, — небрежно козырнул Зорин. — Рядовой.

— Рядовой? — удивился Фильман.

— Был сержантом, разжалован. Выполняю обязанности командира отделения. Первая штрафная рота 45-й стрелковой дивизии. Рота погибла под Жлобиным. Попали в плен, бежали. Пытаемся выйти из окружения. Какая же это военная тайна, если о ней знают все фашисты в Галиции?

— Вы… штрафники? — Фильман сглотнул и, казалось, еще больше обеспокоился. Переглянулись сопровождающие. Тяжело вздохнул Рудберг.

— Да.

— Но это… Советская армия?

Вопрос был какой-то странный. Зорин учтиво кивнул.

— Это Советская армия, Йонатан Яронович. Бывшая РККА. А вы ведь не кадровый военный?

— Я директор дома культуры в Листвяках, — последовал ответ. — Вернее, бывший директор. До тридцать девятого года, пока в Галицию не пришли советские войска, держал книжный магазин и переплетную мастерскую, попутно приторговывал канцелярскими товарами. Мелкий буржуй, по вашей классификации. Михаэль Рудберг был учителем математики.

Рудберг криво усмехнулся.

— Оно и заметно, Йонатан Яронович, — сказал Зорин. — Ваши люди напали на немецкий контрольно-пропускной пункт по наихудшему из возможных сценариев. Не окажись мои люди по чистой случайности в том же квадрате, на следующую операцию вам пришлось бы идти с бабами и детьми. Вы хоть думаете, что вы делаете?

— Это еще неизвестно, сержант, — насупился Рудберг. — Бой едва начался, как вы уже вмешались.

— А здесь не нужно быть предсказателем. Достаточно годик прослужить в армии. Вы потеряли бы человек пятнадцать, а немцы бы не потеряли ни одного… Ладно, уважаемые, это ваши проблемы.

— Михаэль Моисеевич рассказал нам, что произошло, — сказал Фильман. — Мы благодарны вам и вашим людям, сержант. Вы спасли много жизней. Вы проявили мужество и решительность.

— А вологодский конвой шутить не любит, — гоготнул Фикус.

— Но все равно мы… — Фильман споткнулся, — немного недовольны исходом боя. Вы убили офицеров, а этого делать нельзя было ни в коем случае. Отряду ставилась задача привести живым хотя бы одного эсэсовского офицера.

— Вы прибрали их бумаги, довольствуйтесь этим, — пожал плечами Зорин. — Офицер сам виноват. Он мог бы вздернуть лапы, но вместо этого предпочел помахать «вальтером». Придираетесь, Йонатан Яронович. Ваши люди все равно бы не добрались до этих субъектов — о чем мы вообще рассуждаем?

— Ладно, извините. — Во взгляде Фильмана мелькнуло что-то смущенное. — Поначалу мы подумали, что ваши люди выполняют ту же задачу, что и наши. Приняли вас за одну из диверсионных групп. Но потом… — Фильман исподлобья посмотрел на солдат, — мы убедились, что это не так.

— Не похожи на специально обученных диверсантов? — подмигнул Игумнов.

— А что там за объект? — Зорин выразительно мотнул головой.

Рудберг собрался что-то сказать, но командир предупреждающе качнул головой:

— Это не имеет для вас никакого значения. Вы же к своим прорываетесь?

— Вы хотели сказать, к нашим?

— Я хотел сказать, к СВОИМ. — Фильман выделил последнее слово. — Итак, господа… Или товарищи?

— Последнее, — смутился Зорин.

— Как угодно. Повторяю, мы глубоко вам признательны, но, как говорится… не смеем задерживать. Каждый занимается своим делом. Михаэль Рудберг допустил ошибку, что привел вас на эту базу. Он уже раскаивается.

Рудберг потемнел, напряглись, остро обозначились челюстные кости.

— Но дело сделано, ладно, его можно было понять… К вам отнесутся с уважением, товарищи солдаты. Никто не станет отбирать у вас оружие, или, боже упаси, предпринимать в отношении вас какие-то меры. Вас накормят, обеспечат продуктами на пару суток. Мы не звери — гнать вас в лес на ночь глядя. Вы можете переночевать — на краю базы, кажется, пустует угольный сарай. Вас обеспечат всем… что может заменить свежее постельное белье, — Фильман печально улыбнулся, — а утром мы простимся. И убедительная просьба не трещать на весь свет про нашу базу. Прошу прощения, что вынужден оказать такой неласковый прием…

— Все в порядке, Йонатан Яронович. Мы все равно не собирались записываться в ваше доблестное войско. На рассвете мы уйдем. Позвольте только… маленькую историческую справку? Признаться, мы несколько удивлены.