За всю любовь - Ирэне Као
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я вечно, как ходячая катастрофа. Ты простишь меня? Я слишком долго не понимала.
– Что? – спрашивает Алессандро.
– Что люблю тебя, – Линду охватывает дрожь. Сейчас она уверена в своих словах, как никогда, и про себя повторяет: «Еще не поздно, никогда не поздно, если это настоящая любовь».
– А теперь ты в этом уверена?
– Да. Я совершила все ошибки на свете, но теперь я точно знаю: я всегда тебя любила, только не понимала этого.
– Ты не представляешь, как я ждал, когда ты скажешь мне эти слова.
Алессандро прислоняется лбом к ее лбу и закрывает глаза. Он наслаждается этим моментом, как путник, который, пройдя огромную пустыню, наконец нашел свой оазис.
– Все эти годы, пока я странствовал по свету, ты была моей путеводной звездой. Но теперь, когда ты в моих объятиях, я не могу позволить тебе уйти, не хочу больше терять тебя. Потому что ты та звезда, к которой я хочу всегда возвращаться.
Алессандро открывает глаза и смотрит на нее с нежностью.
– Повтори еще раз, пожалуйста, – просит он.
– Я люблю тебя, – говорит Линда, переполненная эмоциями.
– Я тоже люблю тебя, – отвечает Алессандро. – И всегда буду с тобой, если ты этого захочешь.
Уже почти пять утра, когда Линда открывает глаза. Тусклый свет пробивается сквозь щели жалюзи, темнота уступила место мягкому полумраку. Она потихоньку высвобождается из объятий Алессандро и садится, свесив ноги с кровати. В этой постели она никогда не спала, хотя хорошо ее знает.
И теперь этот дом, где Линда всегда бывала как его подруга, кажется ей совсем другим, и она с удивлением рассматривает его. Она выбирается из-под одеяла в одних трусиках и бюстгальтере и делает на цыпочках несколько шагов по комнате.
Память возвращает ее в детство: они часто проводили время вместе и делили друг с другом маленькие радости и большие тревоги этого непокорного возраста. Линда оглядывает комнату и замечает, что некоторые вещи остались такими, как прежде: например, странный абажур в виде карты мира, который Алессандро выпросил у родителей. Или портреты Брюса Чатвина с рюкзаком за плечами и Роберта Капа с фотоаппаратом «Роллейфлекс» – двух его кумиров, путешественников-революционеров. На полу тут и там коробки с книгами, CD и DVD-дисками, кассетами со старыми фильмами, тетради, записные книжки, записки, стереонаушники, пленки, негативы, объективы, линзы для фотоаппаратов, ключи от домов, которые больше ему не принадлежат, вышедшие из оборота монеты дальних стран, брошюрки, которым неизвестно сколько лет, и даже тарелки со стаканами: все признаки того, что здесь живет странник, побывавший в самых немыслимых уголках мира.
Рядом с письменным столом – две чудесных статуи Будды из камня: Линда узнает их – она отлично помнит тот день, когда Але вернулся с Тибета с этим бесценным грузом. И глядя на них, она замечает старый бумажный пакет. На нем – наклейка с надписью «Линда», написанной неповторимым почерком Алессандро с наклоном вправо.
Сгорая от любопытства, она открывает пакет, стараясь как можно тише расстегнуть металлический замок. Увидев, что внутри, ее сердце забилось сильнее. Линда не верит глазам: там бесконечное множество ее фотографий, на которых запечатлена целая жизнь, снимки, которые он делал с самого начала их знакомства. Она не может их сосчитать – может, их тысяча, может, больше. Не в силах устоять, Линда начинает их перебирать.
Вот она на экскурсии в Греции, в джинсовой куртке и с рюкзаком Invicta за плечами, среди развалин Парфенона, вид у нее сосредоточенный. Страсть к архитектуре уже тогда была в ней – это видно по ее оживленному взгляду. На другом изображении она – на переднем плане, взгляд ускользает от объектива, прячась за копной волос. Линда не помнит этого момента, но мгновенно ощущает эмоции, запечатленные на фотографии.
Линда начинает судорожно перебирать другие фотографии: вот она самозабвенно танцует у костра, одиноко сидит на ступеньках церкви, внимательно изучает карту какого-то города, машет рукой кому-то, стоящему вдалеке…
Алессандро с точностью запечатлел, какой была Линда на каждом этапе ее жизни, свою подругу, которую всегда любил. И эти фотографии вызывают в ней противоречивые чувства. Может, потому, что после потери дяди она как бы заново обрела Алессандро и ощущает перемены в жизни, Линда разглядывает фотографии и дрожит от счастья, понимая, что все эти годы он тайком запечатлевал ее образ и бережно хранил снимки. Это еще доказательство, если, конечно, нужно что-то доказывать, что Але всегда был рядом, даже когда Линда этого не замечала.
В этот момент Алессандро открывает глаза, инстинктивно заслоняясь рукой, чтобы укрыться от солнечных лучей, пробивающихся в окно. Он садится, видит Линду, разглядывающую фотографии, и улыбается.
– Много их, правда? – говорит он, проводя рукой по взъерошенным волосам.
Линда поворачивается и смотрит на него с выражением одновременно удивления и детского счастья.
– Они прекрасны… у меня нет слов, Але. Когда ты начал их снимать? И какой надо быть слепой, чтобы этого не замечать?
– Сразу же, как только у меня появился фотоаппарат, – с готовностью отвечает Алессандро. – Я сразу понял, что ты отличный объект для съемки.
– Я? – Линда поражена.
– Да, ты, – подтверждает Алессандро. – Ты такая переменчивая, ускользающая, такая несовершенная.
Он прищуривается, глядя на нее, будто подбирая точное определение.
– В общем, живая.
– О боже, Але.
Линда качает головой, ее захлестывает буря эмоций, в которых она пытается разобраться.
– Некоторые моменты я помню, но все остальное – полнейшая пустота… То есть ты где-то прятался, а я ничего не замечала! Невероятно…
– Порой мне даже не нужно было прятаться. Твое внимание было приковано к другому объекту… – подмигивает он с улыбкой. – Ну и, скажем так, я, и правда, всегда умел скрываться. А вот из тебя шпиона бы не вышло, – и Алессандро искренне смеется.
– Ой, мамочки! Ты только посмотри – ну и лицо! – она берет из вороха одну фотографию, потом вытаскивает следующую. – А эта? Здесь я совершенно подавлена, будто мне сообщили самое страшное известие!
Внезапно Линда оставляет свое занятие.
– Но почему ты ничего мне не говорил? Почему никогда их не показывал? – спрашивает она.
Алессандро снимает хлопковую майку, как делает всегда, когда просыпается в теплой постели, и кладет ее рядом. Подбирается к Линде и целует ее в макушку.
– Может быть, потому что раньше ты бы этого не поняла. Я и сам не знал, зачем это делаю, и стеснялся. Может быть, смотреть на тебя со стороны мне было легче, чем встретиться с глазу на глаз и сказать о том, что я чувствовал.
Он умолкает и гладит ее по плечу, перебирая вместе с ней фотографии. В полумраке комнаты его янтарная кожа слегка блестит, и Алессандро кажется Линде каким-то волшебным созданием, и ей хочется наслаждаться каждым мгновением его почти мистического присутствия.