Оплот добродетели - Екатерина Лесина

И Лотта, сунув вилку в ухо, согласилась:

— А то…

— Вот и я о том же! Вам, писателям, легко. Сидите себе, в окошко смотрите и кропаете всякую ерунду, тогда как другим людям приходится работать в поте лица.

— То-то смотрю, вы уработались, — проворчал Кахрай, до того проявлявший то ли вежливое безразличие к чужой беседе, то ли молчаливое любопытство.

— Вам не понять! — Труди отмахнулась. — Думаете, нам легко? У меня с последнего сюжета падение! Полторы сотни отписалось! А еще две дизлайкнули… нет, с одной стороны на общем фоне это мелочь, конечно, но рекламодатели могут насторожиться, если падение стабильным будет. Вот и приходится думать, изворачиваться, искать способы, как публике угодить и лица не потерять.

Она выпрямилась и выпятила впалую грудь. Натянулась сетка блузки, из-под съехавшей шлейки комбинезона выглянул угольно-черный топ, отороченный алым кружевом.

— А если еще хейтеров добавить… или конкурентов, которые сами ни на что не способны, а только сливают твое… — Труди взмахнула рукой, и что-то осклизлое, зелено-розовое, шлепнулось на ковер к величайшей радости робота-уборщика, который моментально всосал подаяние и застыл, должно быть в надежде, что Труди еще что-нибудь обронит. — Нет, блогер — профессия тяжелая…

Кахрай кивнул.

Согласился? Или просто не желал спор продолжать? А главное, смотрел он на Лотту, и так, что жарко становилось. Или это оттого, что вентиляцию отключили? Странно, конечно. Но кажется, действительно отключили, вернее, снизили интенсивность. Опять экономят?

Да что ж это такое…

Лотта смахнула каплю пота со лба. И жарко стало. Слишком уж жарко.

— Так вот, я ведь не о том… представьте себе героиню. Гордую. Независимую. Пусть она ведет кулинарный блог, в котором разоблачает недобросовестных деятелей…

Лотта ничего не понимала в кулинарных блогах. Впрочем, если подумать, она и в бедных благородных сиротках понимала не больше.

— Ее бросил первый муж. И второй тоже…

— Почему?

— Потому что козлы, — Труди воткнула вилку в горку чего-то скрученного, и завитки тотчас встопорщились, разбрасывая капли сока. — Вернее глубоко приземленные люди, не способные понять мятущейся души.

— Это звучит лучше, — вынуждена была признать Лотта.

— Вот… и она, привыкшая к одиночеству, к свободе, вдруг встречает того, кого полагает сперва лжецом… — взгляд Труди затуманился. — Он — шеф-повар в одном из известных ресторанов. Он оскорбляется на написанную ею рецензию. Он едет, чтобы выразить гнев, а находит труп.

— Чей? — оживился Кахрай.

— Другого критика. Конкурента. Ну или первого мужа. Можно и второго.

Воображение Лотты нарисовало несколько трупов, аккуратно уложенных у диванчика. Трупы получились на редкость приличными, в костюмах, со сложенными на груди руками, и с вилками в них. Откуда взялись вилки, Лотта понятия не имела, но вот были же.

— В общем, кого не жалко… он понимает, что убить хотели ее, но перепутали…

— С мужчиной?

— Бывает и не такое, — отмахнулась Труди. — Уж поверьте… но он принимает благородное решение защитить ее от происков кулинарной мафии. А еще они прячут труп.

— Зачем?

— Чтобы ее не обвинили в убийстве. И в процессе сильно сближаются… понимают, насколько дороги друг другу. Там еще перестрелки должны быть. Перестрелки очень сближают. Ну и поцелуй в финале. Или не только поцелуй? Пока не решила… так как вам?

— Очень… живо должно получиться, — согласилась Лотта.

Прежде она обходилась как-то без трупов и перестрелок, но следовало признать, перестрелки и вправду сближают. То есть, не то, чтобы в Лотту стреляли, но…

Она задержала взгляд на Кахрае.

А вот если… конечно, у него уже есть работа, но если предложить деньги? Много денег? Очень много денег… и Лотта не требует быть при ней вечно. Ей лишь надо, чтобы кто-то сопроводил ее домой, а уже дома… дома она сумеет договориться с родней.

Благо, что-то подсказывало, что обрезанные финансовые потоки изрядно поспособствуют достижению консенсуса.

— …а вот что я еще придумала! — перед лицом Данияра появился экран инфофона, развернутый на всю величину, весьма немалую. — Вот, видишь?

На экране что-то мелькало, сверкало, перемещалось, и все вместе вызывало острую головную боль. Правда, Данияр знал, что истинным источником ее была эта вот девица с пухлыми губками и невиданной наглостью.

— Я создала группу «Гарем», вот тут… — острый коготок ткнул в иконку. — И здесь можно объединить всех твоих наложниц…

— Они не наложницы…

— Не важно. Мы сможем дружить!

Данияр искренне в этом сомневался.

— Писать друг другу, обсуждать что-нибудь… и главное, ставить лайки! И тогда станет понятно, кто воистину любимая жена! Народная избранница!

Она выпятила грудь, которая была всем хороша, кроме того, что почти легла в тарелку, придавив воздушное малиновое суфле. Заметив оплошность, Шелли хихикнула и сняла кусочек суфле со сверкающего платья.

— Прелесть, правда?

— Правда.

Надо было сказать ей, чтобы убиралась, что Данияр скорее сбежит, чем вернется на родину с этаким недоразумением… что места в гареме закончились, и вообще очередь в него на пару лет растянулась, и чтобы попасть в эту очередь, пристроить дочь ли, племянницу или еще какую родственницу, Советники немалые интриги затевают.

А тут…

…отделаться от нее не получалась. Ни там, внизу, ни на корабле, куда Данияр вернулся, надеясь, что наглая особа довольствуется его кредиткой и очередным подарком. Но Шелли явно вознамерилась взять с него куда больше.

И немалые усилия к тому приложила.

Она и ушла-то лишь затем, чтобы переодеться к ужину, а за ужином просто переставила кресло к столу, потеснив Некко. А та взяла и потеснилась, и вот теперь Данияру приходилось выслушивать этот бред.

— Вот и так думаю! — оживилась Шелли. — А еще мы можем создать дополнительную группу, чтобы обсуждать текущие проблемы.

— Какие?

— Всякие! Важные!

Экран свернулся, а Шелли отодвинулась, прихватив с собой малиновое суфле. Нет, конечно, можно было заказать еще порцию, но аппетит совершенно пропал. Зато случайная мысль вдруг показалась донельзя заманчивой.

Сбежит.

Вот точно, возьмет и сбежит. Ото всех… от Совета, с его мелкими дрязгами, в которые приходилось вникать и маяться, как бы никого не оскорбить ненароком. От гарема, с теми же дрязгами и попытками выклянчить для любимой родни кусок преференций. От туристов.