Большая книга ужасов-37. Добро пожаловать в кошмар! Невеста смерти - Елена Усачева

— Это пройдет, — глядя в сторону, произнесла Зоя Игоревна.

— Оставьте меня! — сквозь истерику выкрикнула Зернова, и слезы затопили весь ее мир.

Кожина с Кудряшовой смотрели на нее с сочувствием. Оказаться в таком положении было страшно. Всю жизнь потом надо оправдываться, постоянно получать тычки в спину, не быть больше никогда как все, вместе со всеми. Только отдельно. Только в сторонке. Мрак-то какой!

Оставшийся день прошел в невольном ожидании. В назначенное время пришел экскурсовод, молодой парень, невысокий, крепкий, с круглым улыбающимся лицом. Он как будто делился своей улыбкой с другими, оттого и впечатление было — ненавязчивой, но постоянной заботы. Все снова отправились бродить по городу, поднялись на Тоомпеа. Своими руками измерили самую узкую улочку Вышгорода, постояли около дома первого губернатора Ревеля Абрама Ганнибала, прадеда Пушкина.

Они так замотались за день, столько всего увидели, что к вечеру с трудом смогли дотащиться до гостиницы. В ближайшем кафе быстро поужинали. Время падало к их ногам и рассыпалось сотнями секунд.

— Если что-то надо будет — звоните, — одарил всех своей улыбкой экскурсовод.

На оставленной бумажке после длинного ряда цифр стояло имя: «Эдик».

Гостиница встретила их тишиной и пустотой первого этажа. День гас убегающей дорожкой огней. Все хотели спать.

— Пожар!

Крик полыхнул по этажу, ударился в закрытые двери.

— Горим!

Первым из комнаты выскочил Альберт, он метнулся туда-сюда, не зная, куда бежать.

Защелкали замки дверей.

— Быстро все на лестницу! — появилась в коридоре Зоя Игоревна. На ходу запахивая халат, она попыталась поймать орущего Хазатова. — Где горит?

— За окном. Прямо перед нами! — Глаза у Альберта бегали.

— Бросайте вещи! На лестницу! — открывала номера Зоя Игоревна.

Ее подопечные вываливались в коридор, являя коллекцию невероятных пижам. Цветочки, медвежата, были даже машинки. Макс Макс задумчиво чесал голую ногу. Ромка похохатывал, глядя на девчачьи наряды. Зоя Игоревна скрылась в комнате мальчишек. Здесь и правда слегка пахло паленым. За окном полыхало, с треском и уханьем. Учительница толкнула раму. Прямо перед ней щелкнул край красной тряпки. Он мазнул по подоконнику, и ветер бросил его к соседнему окну.

Красное полотнище, с земли подсвеченное ярким фонарем. Видимо, внизу кафе. А мечется тент, сорванный сильным ветром. Брезентовый край снова стукнул по стеклу. Зоя Игоревна перегнулась на улицу. Слева начинался скат крыши, соседнее окно было врезано прямо в черепицу, под углом. Комната маленькая. Кто там живет?

Учительница выбежала в коридор, где еще бестолково метались будущие восьмиклассники, распахнула соседний номер.

Пусто.

— Кожина! — крикнула она, перекрывая вопли девочек. — Где Зернова?

Макс Макс заржал.

— Ожич! — поймала она неспешного Сарымая. — Быстро на улицу! — Она снова глянула поверх голов. — Кто видел Зернову? — Ей на глаза попался Альберт. — Хазатов, стоять!

Но благоразумный Альберт, отлично понимавший, что за панику его по головке не погладят, исчез на лестнице.

— Я тоже поищу, — прощально махнул он рукой.

— Зоя Игоревна, — преданно заглядывала в глаза учительнице Таня.

— Упустили, — упавшим голосом прошептала Зоя Игоревна, и вдруг на что-то решившись, схватила Кудряшову за локоть. — Одевайся, бери мальчишек и к церкви Олевисте. Это рядом. Если увидите Зернову, силой тащите сюда.

Кожина, сверкнув розовой ночнушкой с фрекен Снорк, скрылась в комнате.

— Разоренов, не стой! — в отчаянии подогнала нерасторопных питомцев учительница. — Остальные — по комнатам. Нет никакого пожара.

Когда учительница в зеленом спортивном костюме вышла из номера, третий этаж притих. Из дверей выглядывали перепуганные девчонки.

— Все в порядке, — неуверенно сказала Зоя Игоревна. — Вы так орали, что Зернова испугалась и сбежала от вас. Сейчас она вернется, и все будет нормально.

Макс Макс не стал переодеваться. В боксерских трусах и майке, он вполне себе походил на спортивного человека. Вдвоем с Кудряшовой они скатились по узкой неудобной лестнице. На улице немного потоптались, вспоминая, куда бежать. Красиво подсвеченный марципановый магазин стал им маячком.

— Туда! — первая помчалась вверх по улице Пикк Таня. Макс Макс рванул следом, но хлопающие по пяткам шлепки заставили сбавить скорость. Так можно было и обуви лишиться.

Дома́, дома́, мощенная булыжником мостовая. Не сказать, чтобы было очень близко.

Когда Макс Макс с трудом дошлепал до церкви, Таня уже стояла около ажурной решетки, тщетно вглядываясь в темноту ниши.

— Нету, — прошептала она, впервые понимая, что произошло нечто страшное.

— Не здесь, что ли? — Макс Макс зевнул.

Ниша была черна ночной беспроглядной темью, даже скелет не виднелся.

— Да с чего мы вообще взяли, что она сюда поперлась? Делать ей больше нечего, как по ночам вокруг церкви бродить? Она что, ведьма?

— Она вчера здесь была, — прошептала Таня.

От железа решетки шел холод, неожиданный для теплой июньской ночи. Он словно вымораживал, изгоняя тепло из пальцев.

— А теперь мы здесь! И что-то никаких змей нет.

Макс Макс злился. Он не верил в сказки. Одно дело разыгрывать народ самому, и совсем другое — стать участником чужой игры. Было неприятно. Поймает Хазатова, убьет!

Танин взгляд не отрывался от темной ниши. Еще днем она успела рассмотреть змею, обвивающуюся вокруг шеи скелета. Впалые ребра, сложенные на животе руки.

Ей показалось, что из ниши на нее сейчас выступит полчище гадов. Кудряшова шарахнулась, чуть не сбив Макс Макса с ног.

— Пойдем отсюда, — прошептала она, онемевшими пальцами цепляясь за острый локоть одноклассника. — Мне страшно.

— Вот только не надо мне тут истерик, — стряхнул безвольную руку Макс Макс. — Не маленькая, сама дойдешь.

И он демонстративно пошел вокруг церкви, поглядывая на ее освещенный шпиль. Таня попятилась. Она бы всю дорогу шла задом наперед, только бы не поворачиваться спиной к этому страшному месту, только бы изгнать из затылка это дурацкое ощущение, как будто на тебя смотрит холодный отрешенный взгляд: «Вы слышите меня, бандерлоги?» — «Слышим, Каа!»[7]

И вроде вокруг были люди, раздавался смех, шаркали ноги по брусчатке. Но именно среди людей Кудряшова чувствовала себя особенно плохо. Окружающим дела не было до ее страха. Поселившаяся внутри неуверенность в себе поставила забор между ней и всеми остальными, между тревожным «сейчас» и таким счастливым «вчера».