Невеста поневоле, или Обрученная проклятием  - Ная Геярова

То есть дар Хаоса один из сильнейших.

Дым уверял, что он есть даже в темных мирах, но попасть из Тьмы в сумрак тяжелее. Трудно увидеть тень там, где ее нет. Тьма на то и Тьма, чтобы поглощать все существующее. Но Хаос был умнее. Он создал Тьме собственную тень. Черную, выделяющуюся даже там, где уже ничего нет.

И теперь из всех сил и существ единственная, кто способен отбрасывать тень даже в полной темноте – сама Тьма.

Я стояла посредине комнаты и смотрела на собственную тень. Представляла, что та имеет грани. Этакая дверь, в которую можно войти. Еще лучше – яма, наступлю и провалюсь в сумрак. Шагаю. Все еще в комнате.

– Сомнения в тебе я вижу, – голосом мастера Йоды проговорил Дым. – Они и не дают воспользоваться силой.

Силой? Я раздраженно ударила огнем, выстраивая из него другую тень – пламенную, яркую, озаряющую комнату в рыже-лиловые отсветы. Моя стихия колышется, извивается, подчиняясь, ложится на пол, обрисовывая огнем серый силуэт.

Вот сила! Моя сила! В нее я могу вступить и не обжечься. Ею могу повелевать.

Серость, будто издеваясь, поглотила мой огонь, тот провалился в нее и затух, напоследок бросив тоскливый алый всполох.

Мой призрачный преподаватель глухо засмеялся. Но тут же смолк и серьезно посмотрел на меня из-под косматых бровей.

– Ты все еще не желаешь быть тем, кто ты есть. Мне это не нравится.

Мне, к слову, тоже. После занятий с Ньютом я все чаще задумывалась, что основной во мне огонь. Именно с ним я научилась отрабатывать практику и применять в бою алые щиты и обжигающие проклятия. Играющие пламенем плети, огненные фаерболы. Дымные завесы от тлеющих заклятий. Все это – огонь! И ни разу после случая на полигоне с тварями я не смогла поднять в себе Хаос.

– У тебя скопление сил большое, – произнес задумчиво Дым. – Потому будь осторожнее. Знаешь, я такого никогда не видел. Будто ты свою стихию годами копила. Сейчас каждая хочет занять в тебе главенствующее место. Но Хаос мудрее, он замер, ждет, когда огонь даст слабину. Возникнет яростное противоборство. Ты не сможешь этого не ощутить. И тогда вспомни мои слова, Миа. Это ты хозяйка своей силы, а не она. Не слушай никого, именно ты должна сделать выбор своей основной стихии. Многие идут по неверному пути, позволяя силе стать не просто основной, но и главенствующей. Они становятся…

– Поглощенными, – сурово резанула я, глядя на Дыма.

Он ответил мне оскалом.

– В нашем случае это была необходимость. Отдаться Хаосу, чтобы не погибнуть. Тьма была слишком сильна, она бы уничтожила простых стихийников. А вот вести войну с теми, кто есть часть Хаоса, уже не так просто. Это был осознанный, хоть и не лучший выбор. Но у нас он был. Я прожил без малого почти тысячу лет и видел многих, кто шел путем своей силы. Поглощенный – не значит приверженец Хаоса, хотя вас этому учат. Мы сумрачные. Я видел поглощенных. Смотрел в глаза, заполоненные огнем, холодом, Тьмой. Видел лед в сердце и пламя, выжигающее душу. Миа, будь выше своей стихии. Огонь или Хаос – это только магическая сила, часть тебя. Но никак не наоборот. Это она придаток тебя. Но она не способна заменить душу, сердце, чувства и эмоции. Вы едины, вот только ты прожить без своей стихии сможешь, магия же без тебя – пустота.

Я слышала горечь в голосе хранителя. Смотрела на его дымчатый силуэт. Приверженцы по своей воле или нет, но они позволили Хаосу полностью поглотить себя. Спасло ли это их? Дым, единственный, кто мог ходить между сумраком и миром живых. Возможно, это связано с тем, что он чуть больше остальных знал о Хаосе, изучал его. И вот теперь хранитель, будучи сумрачным, говорил мне о том, как его единственной адептке не стать поглощенной.

– Научиться управлять стихией и стать подчиненной ею – разные вещи, – увещевал хранитель. – В тебе очень много силы. Слишком много. И потому тебе, более чем кому бы то ни было, нужно уметь ее сдерживать. Покажи мне свой Хаос.

Показать.

Снова смотрела на тень. Вглядывалась, пытаясь увидеть грани. Та стояла подо мною неподвижная, косая, проходящая по полу и задевавшая стену. Моя тень.

Я сконцентрировалась.

Тень вспыхнула, озаряясь огненным контуром.

Хранитель вздохнул.

– Ты все уже для себя решила.

Я молчала. Вспоминала, как в одну из тренировок староста неожиданно открыто улыбнулся мне и порывисто обнял. Пожалуй, я еще тогда должна была насторожиться от слишком яркого проявления эмоций.

– Ты настоящий огонь, Миа! Самый яркий из всех, что я видел.

Мне тогда было очень приятно услышать такое от старшекурсника.

Сейчас я понимала, насколько поверила в его слова. В себе только огонь чувствовала. И тот отзывался. Теплом при приближении Ньюта, будто осознавал его поддержку.

Тренировки со старостой превратились из обязательной пытки в притягательные и необходимые, как сейчас понимала, моему огню.

«Твоя стихия выберет меня. Потому что мой дар сильнейший в академии».

Черти бы побрали этого Ньюта! Ведь все было так хорошо. Тренировки, практика, дружественность в отношениях. Лопнуло как мыльный пузырь под яростным напором после нашей прогулки.

И ведь меня испугало откровение старосты. От слова очень. Моя магия и правда отвечала его стихии. А вернее сказать – стихиям. Именно так. Ньют свободно работал как с ветром, так и со льдом, помимо этого, что-то мне подсказывало, что и огонь есть в его крови. Спросила однажды, сколько всего стихий подчинены боевику. Он сдержанно усмехнулся и нехотя коротко ответил:

– Три. Как и у всех мужчин нашего рода.

Больше он о своем даре не говорил. Но я его силу кожей ощущала. Когда он прикасался ко мне, показывая правильное положение рук при заклятиях. Во вспышках его глаз, смотрящих на меня. Теплотой в груди отпечатывалось каждое его замечание и похвала. Морозом по коже отзывалось его приближенное дыхание в моменты нахождения рядом.

И хотя меня еще не открыто, но все же тянуло к Ньюту. Он казался уже не таким заносчивым. Да и тройственная сила старосты явно была привлекательна.

Вот только в тот самый момент, когда я начинала прислушиваться к своей огненной стихии, отвечающей на магию Ньюта, изнутри поднималось оно – чувство глубокое, будоражащее, заставляющее меня внезапно краснеть и несдержанно кусать губы. А память, нагло издеваясь, живо вырисовывала картины самого страстного сна. И там я была другой и с другим. Тот мужчина, во сне, не просто был для меня притягателен, он сводил с ума одним прикосновением. Одно воспоминание о нем заставляло забывать и Ньюта, и прошлую жизнь. Я уже несколько раз ловила себя на мысли, что ложась спать и закрывая веки, надеюсь на повторение. Увидеть, ощутить, прикоснуться снова к губам высшего магистра, почувствовать сильные руки на своем теле. Я обрывала свои мечтания, прогоняя томление в теле, ведь они были только сном. А Ньют реален. И сейчас, занимаясь Хаосом, я возвращалась мыслями к старшекурснику. Вспоминала его похвалы и уверенность в моей стихии.