Русалка и Зеленая ночь - Станислав Буркин

Доктор вздохнул, перекрестился, и в тот же момент они остановились у представительной двери.

– Запомните, он видит вас насквозь, – шепотом напутствовал старичок. – Вам даже необязательно представляться. Беседа с изначальными – как молитва, здесь главное вовсе не слова, а чистое сердце.

Служитель подергал за ленту, и внутри трижды звякнул колокольчик.

– Чистое сердце! – еще раз повторил старичок, отпуская дверную ручку, и пропустил гостей в канцелярию. – Ваше сиятельство, ожидающие Аркадий и Даниил прибыли.

Видно только, как живые подвергаются наказанию,

но кто видел, чтоб духи мертвецов носили колодки?

Китайская пословица

Это был солидный и к тому же очень темный покой. Единственным источником света здесь была низко опущенная настольная лампа. Рабочий стол хозяина, как судейское место, громоздился на возвышении, и свет лампы не давал посетителям разглядеть того, кто за ним сидел.

Когда доктор и Даня оказались на ковре посреди приемной, старичок, осторожно притворив за собой дубовую дверь, исчез. Свет, полосой падавший из коридора, сузился и иссяк. Оставшись наедине с неведомым и почти невидимым из-за лампы существом, гости ощутили трепет.

– Здрас-сьте, – после недолгой паузы поздоровались вошедшие.

Мараил отодвинул лампу, и стала хорошо различима его вытянутая, абсолютно лысая голова и неподвижное лицо в очках с темными круглыми линзами. Черное облачение его, словно костюм кукольника, сливалось с мраком, и бледные кисти рук, как марионетки, плясали под лампой, словно бы сами по себе. Если б владыка царства мертвых был человеком, то по лицу его едва ли можно было угадать возраст. А из-за черных очков лицо Мараила, как лицо слепца, не отражало никакого настроения.

Поначалу гости сконфузились, но доктор постарался взять себя в руки.

– Еще раз добрый день, – сказал он, терзая в руках шляпу. – Или добрый вечер? – вопросительно посмотрел он на испуганного Даню. – Впрочем, какая разница. Мы вот по какому делу…

– Я знаю, по какому, – пресек его спокойным голосом хозяин кабинета. Даня с доктором затравленно переглянулись. – И вы обратились по адресу. Я – наместник Демиурга, поставленный блюсти души умерших ко Дню Последнему.

– А кстати, я давно хотел спросить, когда он все-таки наступит? Вы ведь имеете в виду конец света? – невпопад спросил доктор пытаясь сменить тональность беседы на неформальную.

Мараил сухо улыбнулся и промолчал. Пауза затянулась.

– Э-э… Простите, – сказал доктор и утер носовым платком выступивший от неловкости пот.

– Незачем извиняться, – откликнулся собеседник. – Ваша задача сложнее, чем вы думаете. Дело в том, – слегка покачиваясь в кресле из стороны в сторону, продолжал Предвечный, – что отроковица, о которой вы хлопочете, умерла не просто так.

– В смысле? – переспросил доктор.

– Она покончила с собой, – безразличным тоном сказал небесный конторщик. – А уж вы-то знаете правила, Аркадий Эммануилович. Вы же бывший священник, не так ли? – Мараил чуть подался вперед.

Доктор не любил, когда чужие напоминали ему о неудачной духовной карьере. Меланхолично вздохнув, про себя он выругался: «Чтоб тебя черти съели!» Сумрачный хозяин поднялся из-за стола и заполнил собой добрую треть помещения. Он был в судейской мантии с драгоценным орденом на цепи. Взгляд сквозь черные линзы буквально придавил гостей к полу.

– Простите, я не это имел в виду… – выпалил доктор, припомнив слова старичка. – Да, да, конечно, вы совершенно правы, я служил третьим священником Никольского собора в Кривом Роге. Как сейчас помню: «Иже херувимы э-э-э… тайно образующе, э-э-э…»

– Хватит, Блюмкин! – сказал Предвечный и вновь осел в свое глубокое кресло. – У меня ни малейшего желания слушать ерунду. Я еще раз повторяю: та, кого вы ищете, заточила себя в юдоль страданий.

– Но владыка, – возразил доктор, – Страшного Суда-то еще не было?

– Это так, – согласился чиновник.

– Значит, – продолжал Аркадий Эммануилович, – если мы сейчас не в раю и не в аду, то и наша девочка должна быть где-то посередине.

– Знаете, доктор, что такое самоубийство? – с сарказмом спросил Мараил. – Это человекоубийство без возможности покаяния. Именно поэтому убийство себя во много раз пагубнее для души, чем убийство другого человека. У вас, и у прочих обитателей моей нейтральной вотчины надежда еще есть, самоубийцы же лишили себя ее. Вас я оберегаю от алчных охотников бездны, самоубийц – не могу. Да, последний Суд еще не настал. – Бледный Мараил помолчал, а потом добавил: – Но с вашей Любушкой, Аркадий Эммануилович, все уже решено.

– Может, ее все-таки можно как-нибудь вытащить? – спросил Даня. – Мы готовы на все.

Доктор покосился на него, как на сумасшедшего, но тут же поддержал:

– Разве Господь не заповедал нам душу свою положить за друзей своих? Разве мы, православные христиане, не должны до последнего бороться за спасение грешников? Ведь в земной Церкви люди непрестанно возносят молитвы и служат панихиды за души умерших, дабы они обрели вечный покой. Ведь до тех пор, пока ангелы не вострубили и мертвые не явились на Суд, еще теплится надежда на спасение всякой души, разве нет?

Блюмкин не был уверен в теологической безупречности своего монолога, но все-таки вскинул на Мараила вопросительный и укоряющий взгляд.

– Ладно, – откинулся Предвечный на спинку и покачался из стороны в сторону во вращающемся кресле. – Я объясню подробнее. Город, в котором вы последнее время обитаете, это не место и даже не время. Это всего лишь состояние ваших душ. – Предвечный говорил красивым, глубоким, правда, несколько казенным голосом, в котором улавливалась снисходительная нотка. – Человек, потерявший конечность, продолжает ее чувствовать. Сознание не умеет существовать вне тела, и когда то умирает, мы создаем фантомы, призраки, если хотите, привычного вам телесного бытия. Это не праздное желание полюбоваться на вашу, простите за язвительность, дивную красу, а процессуальная необходимость.

Мараил вздохнул и продолжил на тон ниже:

– Нас, изначальных, Демиург создал до материи, и мы не зависим от условностей плоти. – Вдруг Предвечный замер и посмотрел на доктора исподлобья. – Но есть и другие, те, что отпали во время Великой войны, случившейся до начала времен. Они – суть хаос и тьма. Имя им – кривдолаки. Они – субстанция, в которой воплощены все темные, все уродливые стихии мира. Тот, кто самовольно лишает себя жизни, переходит в их власть. – Положив подвижные руки на стол, оратор выдержал паузу, чтобы сделать резюме. – И между ними и нами утверждена великая пропасть. Перейти отсюда туда и оттуда к нам, уважаемые, невозможно. Все поняли?

– Нет, – честно признался Даня.

– Тогда попроще. Вы находитесь в зале ожидания, ибо не известно еще, что вам будет – наказание или прощение. Ей же помилование не суждено, потому она ждет кары, так сказать, в следственном изоляторе. Теперь вам, думаю, ясно?