58-я. Неизъятое - Анна Артемьева

Весной меня перевели из Лубянки в Бутырку. Везли в воронке с надписью «Хлеб». В дверях — маленькое окошко: солнце, женщины в светлых платьях… Ну, думаю, все. Прощай, Москва.

* * *

Чтобы я не пересекался с однодельцами, на этапе меня сунули к большесрочникам. Целый вагон тех, кому дали 25 лет. Там мы познакомились с Игорем и Жорой, тоже политическими. Подружились, договорились держаться вместе. И если случай представится, бежать.

4 августа мне исполнилось 20, а в начале сентября я попал на Тайшетскую пересылку.

Меня отправили на работу в гарнизон, там строительство какое-то шло. Сижу, ошкуриваю бревно. И вдруг слышу, дежурный кричит: нужно пять человек в карьер за песком. Думаю: вдруг окажется подходящий случай? Подошел к вахте. Пригнали еще четырех человек. Карьер в тайге, везут два конвоира. Ну, думаю, случай идеальный. Если захватить грузовик и разоружить солдат, не хватятся нас до вечера. Мы к тому времени нашли еще двух заключенных-фронтовиков — Волкова и Никольского, которые тоже решили бежать. На следующий день вызвались ехать на карьер впятером. Съездили, пригляделись…

План у нас был такой: когда машина подъезжает к карьеру и задом сдает, Игорь делает условный знак: приподнимает фуражку — и мы с Жорой бросаемся на двух часовых. Двое других наших должны выскочить с двух сторон из кузова и не дать убежать шоферу.

Дальше мы всех троих свяжем, двое наших переоденутся конвоирами… Конечно, в СССР оставаться нельзя. Ехать мы думали не на запад, а на восток, до границы с Китаем. Мы думали ночью перейти границу, забраться в грузовой поезд до Гонконга. Гонконг тогда был абсолютно свободной территорией, оттуда можно было рвануть в Америку.

Хороший был план.

* * *

Конвоирами оказались два молодых пацана. То ли они что-то почувствовали, то ли недавно на эту работу попали… Остановили машину в городе, купили махорки, дали нам по пачке… Конвоиры! Ситуация небывалая.

И вот: машина подъезжает к карьеру, начинает сдавать задом. Игорь приподнимает фуражку, бросается на правого конвоира и одним махом выхватывает у него винтовку. Я прыгаю на левого, рву винтовку — а он вцепился. Тут Жора как тигр вырывает винтовку, мы с конвоиром вываливаемся через борт. Помню: стоим на песке, винтовки у Жоры и Игоря, конвоир плачет: «Ребята, не убивайте!..»

Шофер пытается выскочить. Жора бьет штыком в заднее окошечко кабины, пытается шофера достать, и действительно его ранит. Тот выскакивает из кабины — и бегом.

Игорь кричит: «Стой, стрелять буду!» — он фронтовик, для него это не такое большое дело, — но винтовку опускает: опер-пост близко, выстрел услышат. И наш шикарный побег с форой до семи вечера сокращается до 15 минут, пока шофер добежит до оперпоста.

Времени связывать охрану и переодеваться уже нет. Жора заводит машину, мы прыгаем в кузов. Проезжаем километр — вдруг вода во все стороны брызжет. Случилась фантастическая вещь: у вентилятора отлетела лопасть, рассекла радиатор, и из него хлещет вода. Бросаем машину, идем пешком. Валежник перекрывает дорогу, продираться по тайге — это будь здоров. Выходим к болоту. Скачем по кочкам, а сзади уже крики, лай собак…

Потом, когда нас поймали, знакомая девушка-заключенная рассказала, что мыла полы, и вдруг видит: грузовик за грузовиком. Пересылка два дня не работала, весь гарнизон был в поисках, 100–150 солдат. Здесь же управление Озерлага, и у него под носом происходит побег с разоружением охраны, 58-я статья. ЧП колоссальное!

…Вышли мы из болота — стемнело уже. Видим: речка и привязана лодка, прямо садись и плыви. Попрыгали впятером, но лодка метров через пять начала тонуть. Выбрались, решили, что надо плыть по очереди. Первыми ушли Игорь, Волков и Жора. С тем, чтобы кто-то из них приплыл за нами со вторым фронтовиком Леней Никольским обратно.

Ждем. Ну, думаю, может, мы так на этом берегу и останемся. Это же беспощадное дело, жизнь на кон поставлена.

Ночь, ракеты, лай собак, крики. Идут, идут!

Наконец, в темноте вижу силуэт: Игорь. Забрал нас на тот берег. Оказалось, это остров, в полкилометра шириной.

Мы мокрые совершенно. Конец сентября, через два дня снег пошел. И у Лени начинают отказывать ноги, видимо, нервная реакция. Идти он не может. Бросить его тут? Найдут. Игорь предлагает Леню убить.

— Ты с ума сошел? — говорю.

— Ты не понимаешь, его найдут, и он укажет главное — куда мы пошли.

Выбор был: оставаться здесь, сидеть неизвестно сколько с этим Леней — или двигаться дальше. Игорь с Жорой и фронтовиком пошли. Думаю: ну как Леню одного бросить? Он же погибнет. Я остался с ним.

Заночевали мы вдвоем на земле, день просидели в стогу. Следующей ночью снег пошел… Голода я не чувствовал, но понимал, что нужно уходить. Нашел лодку, Леню кое-как дотащил. Винтовку спрятал на острове. Решил: если садиться на товарняк, надо быть без оружия. Пристали мы к берегу, я спрятал Леню в еще одном стогу и двинулся по протоке.

Скоро вышел к большой деревне. Захожу в первую же избу. Сидит пожилая женщина, вокруг маленькие дети, обед варится. Она страшно испугалась. Я объяснил, что я не блатной, ничего ей не сделаю. Спрашиваю: «Хлеб у вас есть?»

Налила мне супу, я сел за стол, стал есть. Тут дверь открывается, заходит ее дочь, молодая девчонка. Села напротив. Мать молча налила ей суп. Молча сидим, хлебаем суп… Доела, молча встала и ушла. До сих пор не знаю: она на меня донесла? Не она?..

В доме я не остался. Женщина рассказала, что сегодня у них весь поселок перевернули. «Я бы вас у себя оставила, — говорит. — Но если найдут, плохо мне будет». И я ушел.

К тому времени я уже ослабел, все мне было безразлично.

И вдруг из проезда между огородами выбегают два оперативника. То ли кто-то заметил, то ли девчонка донесла…

— Документы!

— У меня паспорт дома. Если надо, пойдем, покажу. Я близко живу, во-он зеленая крыша.

— Местный, что ль? — они разом успокоились. — Беглецов не видел?

— Не, не видал. Если увижу, скажу, я знаю, где вы сидите.

И они бы меня отпустили! Но тут из этого же проезда выскакивает лейтенант. Сбивает с меня шапку, видит бритую голову.

— Штаны расстегни! — нас ведь всюду брили. Ну что я тут буду, сопротивляться? Признался.

Один из оперативников, поняв, что я их чуть не провел, изо всей силы ручкой нагана бьет меня в ухо (я потом плохо слышал месяца два). Говорят:

— Никольский сказал, ты винтовку на острове оставил.

Оказывается, из стога Леня выпал, и какая-то группа на него набрела.

— Сейчас солдат с тобой за винтовкой пойдет.

И я понимаю: все, меня убьют.

Конвоиры взбешены! Пока мы шли, один, самый злой, прикладом бил меня в спину и приговаривал: «Придем — из этой же винтовки тебя застрелю». Так бы они и сделали! Написали бы потом акт: застрелен при попытке бежать. И все. Сбежавших ловили, убивали, трупы клали возле вахты. Я дважды видел: голые, собаками покусанные, с выколотыми глазами.