Лесная нимфа - Тамара Пилипцева

Не раз в разговоре у нее создавалось ощущение, что они давным-давно знакомы. В ее мозгу все чаще звучало слово «любовь». Но оно было с множеством вопросительных знаков и многоточием. Вызывало удивление и какую-то незавершенность. Ее удивляло, что это чувство уж очень быстро заполняло все душевное пространство. «Так не должно быть, это не серьезно, – говорило ее „я“. – Это должно проходить какие-то стадии: привыкание, завоевание». – «Ой, может, еще как может, – уверял ее оппонент. – Вот так глаза в глаза и горишь. Только не убегай от этого пламени. Это стоит того, чтобы это пережить. Нет, не пережить! А жить этим! Это как ступать во сне по воде. Как бежать под летним дождем с разноцветной радугой. Ты живешь, и тебя переполняет радость».

Он стремительно вошел в ее жизнь и прочно занял в ней место. Но она не хотела, чтобы об ее чувствах догадывались другие. По этой причине и тете ничего не рассказывала. Она еще сама не разобралась, было ли это настоящее чувство с его стороны. В своих чувствах она не сомневалась. Но она никогда не скажет первая о любви. Все-таки это прерогатива мужчин. Пусть первым признается он. А ее сердце все чаще пело: «Я люблю!» Так значит, это не выдумка, от любви можно потерять голову. Она любила этого человека – надежного, смелого, нежного. С таким человеком она могла связать свою жизнь.

Во время встреч они лучше узнавали друг друга. Оказывается, у них было много привязанностей. Оба любили советские фильмы, особенно кинокомедии.

Но были и различия во вкусах, о которых они горячо спорили. Из писателей ему особенно нравился Федор Михайлович Достоевский. А она его не любила, может быть потому, что еще не доросла до его понимания. Он яростно защищал его героев, которые ошибаются в выборе пути в своем желании избавить мир от страданий. Ему импонировало желание писателя увидеть и показать в каждом человеке искру Божию.

А она любила романы о прошлом. Чтобы мужчины были мужественны, благородны, а женщины – нежны и строги во взглядах. И платья у них в пол, и лиф приподнят, и перчатки до локтя. И сюжет с легкими интригами и любовью, которая всегда одерживает победу. И обязательно конец должен быть счастливым.

А также любила Пушкина и считала его самым великим поэтом всех времен и народов.

– Почему тогда переводят на другие языки Достоевского, Толстого, Чехова? – возражал он.

– Потому что это прозаики. При переводе стихов теряется красота рифм, лиричность, а часто даже смысл. Перевод стихотворения – это часто произведение самого переводчика. Шекспира на русский язык переводили и Пушкин, и Пастернак, и Маршак, и другие авторы, а тексты разные. Русский язык намного богаче, разнообразнее, и передать его красоту не каждому под силу. Кстати, Александра Сергеевича переводят не меньше, он переведен на все языки мира, – не сдавалась она.

Павел любил боевики. Вера критиковала эти фильмы за излишний драматизм, жестокость.

Но, как правило, споры заканчивались миром, как только он притягивал ее к себе. Желание спорить сразу улетучивалось.

Мария Николаевна заглянула в комнату:

– Верочка, я иду в школу.

– Можно мне с тобой?

– Конечно. Я помню, что ты хотела посмотреть нашу школу.

Школа находилась в центральной части села, и улица, на которой она расположилась, носила такое же название – Центральная. У озера – Береговая, у яблоневого сада – Садовая. Тот, кто давал эти простенькие названия в семидесятых годах прошлого столетия, креативностью и оригинальностью не отличался. Но жители села к ним быстро привыкли. Это оказалось очень удобно.

Здание школы было одноэтажным, но довольно просторным. Часть здания опоясана лесами. На подмостках стоял рабочий, насвистывающий мелодию «Не кочегары мы, не плотники…». Сделанная из газеты кепка заляпана краской. Он обернулся на звук шагов приближающихся женщин. Его голубые глаза излучали радость, как будто он их всю жизнь ожидал.

– Добрый денек, Мария Николаевна, – весело приветствовал он и, переведя взгляд на Веру, более тихо произнес:

– Здрасте.

– Здравствуй, Василий, – кивнула Мария Николаевна, – хорошо продвинулись.

– Все будет в срок, Мария Николаевна! Не сомневайтесь.

От парня исходили такой задор и жизнелюбие, его голубые глаза излучали столько света, что просто выуживали из собеседника ответную реакцию. Вера в ответ дружелюбно улыбнулась. Высокий рост, правильные черты лица. «Да, с такой внешностью в артисты надо было идти, а не в маляры», – подумала девушка. И работал он весьма артистично. Вера не успевала уследить за движениями его рук.

Внутри здания стояла тишина и запах свежевыкрашенных стен.

– Косметический ремонт сделали, – пояснила Мария Николаевна.

– Красиво!

– Не было бы этой красоты, если бы ребята не помогли.

Вера вопросительно посмотрена на тетю.

– Выпускники школы. Те, кто бизнес свой имеет, – пояснила она. – Один цемент подвезет, другой – краску, третий – доски. Павел Чернышев рабочих предоставил. С миру по нитке, а результат налицо.

– Первого сентября прозвенит звонок, и школа наполнится детским смехом, шумом. – Вера мечтательно обвела взглядом класс.

Отворилась дверь, и в комнату вошел, опираясь на трость, пожилой мужчина монументальной внешности. Высокий и очень худой. Смотрел он прямо и зорко. Пронзительным взглядом скользнув по Вере, он повернулся к Марии Николаевне, которая с улыбкой поспешила к нему навстречу, чтобы пожать протянутую руку:

– Здравствуйте, Игорь Моисеевич! Как я рада вас видеть! Как ваше здоровье?

– Эта тема очень скучная, – махнул рукой мужчина, – с годами, увы, здоровья не прибавляется. Но я не жалуюсь!

– Значит, вы нас зря пугали своим увольнением. – Мария Николаевна шутливо подняла указательный палец.

– Нет, не пугал, дорогая Мария Николаевна, – грустно покачал он головой. – Подбирайте учителя на мое место.

– Грустно… Занятия начнутся, а вас не будет. – Она глубоко вздохнула.

– С ребятами я приду попрощаться. Да и заходить буду. А кто это милое создание? – Он с улыбкой повернулся в сторону Веры.

– Это моя племянница Вера. Москвичка. Погостить приехала. Кстати, – спохватилась Мария Николаевна, – она наша коллега. Педагогический институт закончила.

Игорь Моисеевич с интересом посмотрел в сторону девушки:

– Что преподавать будем?

– Биологию и географию.

– Вот тебе и раз! – Глаза мужчины озорно заблестели. – Вот и моя смена! А, товарищ завуч?

Мария Николаевна, которая в это время пыталась прикрепить к стене плакат, обернулась:

– Да кто же поедет из Москвы в нашу глухомань?

– Но мы с вами приехали и прижились, – возразил он.

– Тогда было время другое. И мы были другие. Партия сказала: «Надо», комсомол ответил: «Есть».