Будьте готовы, Ваше высочество! - Лев Абрамович Кассиль

Еще писал бедняга король, что ему очень-очень скучно в большом королевском дворце Джайгаданге, где триста сорок комнат и ни одного друга. Сообщал он также, что достиг еще большего совершенства в качании бровями, научил министра двора играть в «подстеночку» и украсил свои личные апартаменты полной коллекцией фотокарточек советских космонавтов.

Видно, никакие другие реформы королю Дэлихьяру провести не удалось. И я вам ничего больше сообщить до поры до времени не могу.

Потерпите немного. Ждать осталось, я уверен, не так уж долго. Ведь в мире что ни час, то люди умнеют, и все больше тайн раскрывает человек в природе. Что ни день, то все меньше секретов будет таить человек от человека, народ от народа, и границы государств перестанут отсекать сердце от сердца.

Придет день, когда я вам раскрою тайну, как на самом деле называется страна Солнца и Луны — жаркая Джунгахора.

Я укажу вам точно ее место на карте, открою настоящее имя короля, и вы, возможно, получите за все это лишнюю пятерку по географии, а может быть, и по истории.

Все еще будет хорошо!

И утвердятся законы, которые пионеры вместе с королем записали на страницах школьной тетрадки в памятную ночь на берегу нашего Черного моря.

Ведь наберется ума-разума не только Дэлихьяр, но — это самое главное — обретет силу народ Джунгахоры и возьмется делать свою жизнь на такой образец, какой ему покажется желанным.

И тогда уж будьте готовы, Ваше величество!

Рассказы

Рисунки И. Година, А. Иткина

Федя из подплава

Он знал уже почти десять букв, когда я военной осенью приехал впервые на одну из заполярных баз Северного флота. Десять букв! Этого было вполне достаточно, чтобы запечатлеть свое имя на торпеде [5] — в назидание Гитлеру и всем фашистам. За этим занятием я и застал его позади плетня из колючей проволоки, огораживающего базу подводных лодок. Когда я, предъявив часовому свой пропуск, вошел во дворик подплава, как моряки называют сокращенно флот подводного плавания, подводники как раз грузили торпеды на большую крейсерскую лодку. Длинное темно-зеленое щучье тело подводного корабля вытянулось на воде у причальной стенки, у так называемого пирса. Над пирсом нависала огромная скала. В ней были проделаны входы в подземные пещеры, где хранились торпеды. Краснофлотцы в рабочих холщовых робах клали громадную торпеду на специальную тележку и вывозили из пещеры. Сперва в сумраке каменного логова появлялась округлая голова торпеды, а затем, опираясь на низкие колеса, как на лапы, выползала она вся целиком, похожая на исполинского тритона, узкая к хвосту, тяжелая, гладкая, зло поблескивающая на солнце. На нее наводили жирный слой смазки, напоминающий по виду ягодное варенье или джем.

Около торпеды вертелся мальчишка лет восьми, худенький, с острым носиком, красный кончик которого был, пожалуй, ближе к безбровому лбу, чем к верхней губе. На мальчишке была большая, явно не по голове черная пилотка с блестящим якорем спереди, а на рукавах запачканной курточки красовались одна над другой нашивки минера, связиста, артиллериста, комендора, электрика и сигнальщика. Красные стрелы, пересекающиеся молнии, якоря, гаечные ключи, пушки, вымпелы… Нашивок было так много, что они едва умещались между плечом и потрепанным обшлагом, из которого вылезала худая грязная рука мальчика. Мальчуган деловито оглядывал вывезенную торпеду, обходил ее со всех сторон, затем садился перед ней на корточки и, шмыгая от усердия вздернутым носом, старательно выводил что-то пальцем на смазке, покрывавшей торпеду. Я подошел ближе. Сквозь розовато-коричневую пасту тускло поблескивала металлом протертая пальцем надпись: «АТ ФЭДИ». Косая перекладинка у буквы «и» была наклонена не в ту сторону, куда следует, буква поэтому выглядела как знак номера — №, и я догадался, что «э» получилось у мальчика тоже нечаянно.

— Ну, Федя, — спросил я, — чем это ты, брат, занимаешься?

— Расписываюсь, — отвечал Федя, искоса взглянув на меня и подправляя пальцем сделанную им надпись.

— Это зачем же?

— Пускай видят, от кого, — сердито произнес мальчишка. — Они уж мой почерк знают. Я каждый раз расписываюсь.

— А кто же ты такой будешь?

— Я? — как будто удивившись, спросил мальчик и, еще выше подтянув нос, посмотрел на меня снизу без всякого одобрения. — Я тут один-единственный у них мальчишка…

— У кого у них? Чей единственный?

— Ну, у всех… Флотский. Я отсюда, с подплаву. Не знаете, что ли? — И он отошел от меня к другой торпеде, которую в эту минуту выкатывали на тележке из-под скалы.

Один из краснофлотцев-подводников, подхватив свободной рукой Федю под мышку, не останавливаясь, посадил его верхом на торпеду, и так он прогарцевал мимо меня, плотно обхватив ногами круглое и толстое тело огромного смертоносного снаряда.

— Расступись, народ, царь Федор на коне едет! — крикнул с мостика подлодки, вылезая из люка, человек в промасленной форменке, должно быть механик. — Ну как, Федя, приложил руку?

— Порядок! — отвечал Федя.

— Это что, сынишка кого-нибудь из ваших? — обратился я к краснофлотцу, который назвал Федю царем Федором.

— Да нет, тут целая такая история, — отвечал вполголоса подводник. — Это Федюшка Толбеин. Наш, с подплаву. У него отец боцман был, из поморов, на восемнадцатом номере, на буксире. А когда в прошлом году семьи эвакуировали отсюда морем, фашисты, дьяволы, в море их застукали. Налетело штук пять, и давай долбить. Там женщины, ребята — страшное дело! Прямо с бреющего. Видели ясно, что народ не военный, а так и не отстали, пока не докончили. Покуда с берега подоспели, уже мало кто на плаву держался. И отец его, и мать Федьки этого, и сестренка тоже была — все погибли. А ему повезло: буек [6] якорный бомбой отхватило, он за него и уцепился. Единственный, кто спасся. Ну, доставили его на базу. А тут его Дуся приютила, что в кают-компании [7] подает, — знаете, официантка? Так он тут и остался, на подплаве у нас. Единственный в своем роде, так сказать. У нас ведь тут ни в заливе, ни в одной губе детей не сыщешь, всю ребятню эвакуировали, как война началась. Ну, а уж Федька, так вышло, осе́л, видно, надолго. Да и нам, знаете, все-таки веселее глядеть, а то забыли уж прямо, какие ребята бывают. Ведь один-единственный…

Так я узнал историю Феди Толбеина, общего