Игра в кости - Александр Лонс

— Как это? Почему — я?

— А вы притягиваете к себе искажения реальности.

Далее Иннокентий Петрович попытался объяснить, каким образом можно перескочить из одного места в другое. Получилось у него плохо, половины я вообще не понял, а то, что понял, мог неправильно интерпретировать.

— Начать придется издалека. Был такой американский математик и физик-теоретик Хью Эверетт, гениальный, но сравнительно рано умерший[4]. Он занимался квантовой механикой и не признавал ничьих авторитетов в этой области. В то время, когда мир стоял на пороге ядерной войны, двадцатитрехлетний Эверетт ввел в физику свежую концепцию реальности, оказавшую воздействие на ход всей дальнейшей науки. Свою теорию он назвал «относительностью состояния». Для любителей фантастики он стал авторитетом, создавшим квантовую теорию параллельных миров. Представление, что наша Вселенная лишь одна из множества других, за последние десятилетия превратилось из смелой фантастики в теорию мультивселенной. Еще не совсем точно говорят — кластерной вселенной.

— Вообще-то кластеры, — продолжал Иннокентий Петрович, — это объединения неких однородных элементов. Их можно рассматривать как самостоятельные структуры, обладающие некими общими свойствами. Наша вселенная, в широком понимании, имеет именно кластерное строение. Как писал Аркадий Арканов совсем по другому поводу — «в нашем мире много миров». Более того, у каждого мира есть двойники в параллельных реальностях, его почти точные копии со всеми обитателями. Таких копий множество, они постоянно расходятся, но при определенных условиях субъект из одного мира может перепрыгнуть в параллельный. Окружающие даже не поймут, что случилось, потому что его мгновенно заменит брат-близнец из гиперпространства. Иногда, такой «прыгун» переключается даже без особого повода, когда, скажем, канализацию прорвало, или домой вдруг захотелось. Очень удобно. Проблемы в жизни? Судьба задницей повернулась? Да не вопрос. Уходим в параллельную реальность, и судьба снова как новенькая. Как только в «той» реальности обстоятельства утрясутся, можно вернуться обратно. А можно и не возвращаться. То есть невнимательный обыватель вообще способен не заметить проблем и не ощутить где он находится, в этой вселенной, или в параллельной. Но случаются курьезы, связанные с точками бифуркации. Это именно те самые моменты, когда реальности разветвляются. Эверетт утверждал, что вселенная наблюдателя разветвляется при каждом взаимодействии с каким-либо объектом. Вселенная будет иметь по одной ветви для каждой возможной реализации события, а у каждой из них будет своя копия наблюдателя, воспринимающего только один единственный результат изменений. Теория Эверетта убедительно показывает, что разветвление происходит всякий раз, когда случаются равновероятные события, то есть вселенные множатся постоянно. Например, играете вы в свои октаэдрические кости. И выпала вам шестерка пик, а в параллельных мирах ваши двойники получили остальные варианты. Или так — вам повезло, и вы купили билет до Питера, от которого отказался кто-то другой. В этот же момент, какому-то вашему двойнику не повезло, он остался в Москве и вообще передумал ехать. Потом, когда вам приспичило возвращаться, и билетов не было, вы так захотели домой, что осуществили скачок. А тут еще я со своим желанием встретить вас в условленном месте. Это тоже вызвало определенное возмущение гиперпространства, короче говоря — мы долбили реальность с двух сторон, и ваше появление именно на «Пушкинской» оказалось более вероятным, чем где бы то ни было. Соответственно, ваш двойник оказался в питерском метро, только в параллельном мире. Поняли теперь, что с вами произошло?

— Не совсем, — тупо признался я.

— Ну, как же. У каждого есть двойники в параллельных реальностях, вернее — точные копии. Считается, что они никоим образом недоступны, поэтому можно сказать, что и не существуют вовсе. Но другой физик-теоретик, тоже американец — Билл Вудс, математически корректно показал, что в реальности могут наличествовать объекты, или субъекты, способные осуществлять горизонтальный переход. Перескок, между этими мирами. Он назвал это — «эффект прыгающего субъекта» или эффектом прыгуна. Пресловутый джампер-эффект. Вся сложность в умении контролировать процесс, вызывать осознанный прыжок…

Мы неторопливо брели по Бульварному кольцу. Прошли мимо Трубной, миновали Сретенку и двигались уже в сторону Чистых прудов. Тем временем Иннокентий Петрович закончил свои объяснения, а я приступил к собственным. Наверняка нас уже взяла под контроль система видеонаблюдения Москвы, как людей сомнительных, подозрительных, ведущих какие-то длинные непонятные разговоры.

Я поведал о питерских встречах и тех данных, что удалось добыть. Мой рассказ о беседе с Лизаветой Иннокентий Петрович выслушал с невозмутимым лицом, и виду не показал, что прекрасно знаком и уже разговаривал с ней. Даже задал пару вопросов об этой девушке, словно и не встречался никогда.

— …Таким образом, у меня получается вот что, — завершал я свой рассказ. — Некто скопировал череп при помощи три-дэ устройства, потом, скорее всего вручную, разрисовал его так, чтобы выглядел будто настоящий, и вернул на витрину вместо оригинала. Такие дела… Скажите, а кто мог взять настоящий череп, незаметно вынести его, а после так же незаметно поставить на место копию? Хранитель Андрей Емецкий мог? Несмотря на охрану и видеонаблюдение? Может аппаратуру отключали? Или случались сбои электропитания?

— Невозможно. Это первое, о чем мы подумали. Ничего такого. Проверили несколько раз. Единственная теоретически допустимая возможность — замена во время перевозки после предварительной экспертизы.

— Везли откуда? — спросил я в смутной надежде, что издалека.

— Из института Антропологии. Это у площади Гагарина.

— Времени недостаточно, — удрученно признал я очевидную истину. — Моя версия не выдерживает критики.

— Вот и я о том. Антропологи тоже подменить не могли — люди ответственные, надежные, многократно проверенные, да и знают они, если что случись — на них первым делом подозрение падет. Мы там все перепроверили несколько раз. Но в вашей идее о три-дэ принтере что-то все-таки есть, надо подумать. Питерские встречи оказались тоже очень интересны.

— Может, и тут «эффект прыгающего субъекта» сработал? — в отчаянии спросил я.

— Ой, не хотелось бы. Тогда мы точно бессильны. Оставим эту гипотезу на потом, когда деваться будет уж совсем некуда. Вы вели записи по ходу дела?

— Да, конечно.

— Покажете мне потом, хорошо? А пока — работайте дальше, времени у нас всего пара недель. Так кто, по-вашему, мог убить нашего Емецкого? Предположения есть?

— Выходит так, что никто. Или — наоборот, кто угодно. Никаких улик, никаких данных. В полиции дело приобрело статус висяка. У этого вашего Емецкого был офигительно большой круг общения. С кем он только не встречался. От защитников прав секс-меньшинств, до изготовителей порнографии. С художниками был знаком, даже натурщиком подрабатывал.

— Где подрабатывал?

— В структуре Академии художеств. Еще его периодически арестовывала полиция за незаконные пикеты и демонстрации, но дальше штрафов дело не заходило никогда. Понимаете, недовольных им хватало, но настоящего врага я так и не отыскал. Никто не желал ему смерти. Скорее всего, убили его из чисто деловых соображений.