После нас - Юрий Волгин

– Куда же вы дели все машины?

– Сожгли. – Семен подул на кончик сигареты, и он ярко вспыхнул красным угольком. – Прям как корову.

– Но зачем было жечь?! Ведь корабль в нашем мире, он… Нет ничего ценнее корабля! – воскликнул Густав.

– Ошибаешься. Ты просто не видишь перед собой другие ценности. И некоторые из нас их тоже не видели. Поэтому и цеплялись за машины, как за Бога. Корабли спалили для того, чтобы прозрели все, от мала до велика. Чтобы не было больше никаких соблазнов. Остались только два вот этих квадроцикла, но на них далеко не уедешь, они годятся для охоты, но и только. Необходимые для семьи вещи.

– Я не понимаю, – прошептал Густав, взявшись за голову. Если бы эти дикари не сожгли в свое время корабли, то у него сейчас был бы реальный шанс вернуть свой мир. Во всяком случае, действовать легче именно с кораблем, чем вот так, с голым пузом и сверкающей задницей, переть на Бояра.

– Ты и не поймешь, – сказал Семен. – Но когда мы избавились от кораблей, всем стало легче. У нас исчез груз ответственности, сам посуди. Если бы мы оставили корабли, что из этого вышло? Мы бы никогда не осели здесь, потому что знали – в любой момент можем сорваться и уехать. Далее. Тот же Бояр. Он мог бы, не разбираясь, нужны нам машины или не нужны, перерезать всех нас и забрать корабли себе. Если кто-то хочет научиться летать, ему нужно отрезать ноги. Так мы и сделали.

– Вы ошиблись. Очень здорово ошиблись.

– Разве? – Сигарета уже практически дотлела, и Семен теперь держал ее между большим и указательным пальцем, спрятав в ладони. – Если бы мы ошиблись, то ты в свое время прошел бы мимо заброшенного, разрушенного двора. Но нет, ты нашел людей, живущих в свое удовольствие и строящих новую жизнь. И отец Захарий, убедивший большинство, что от кораблей нужно избавляться, оказался прав на сто процентов.

– Так это был он, – сказал Густав. – Как же я не догадался-то!

– Да, он. Вижу, что он тебе не нравится, и я тебя понимаю. Ты безбожник, Густав, и странник. Можно даже сказать, что именно ты дикарь.

Густав ухмыльнулся, низко наклонив голову, и капюшон это скрыл.

– Я вот, – продолжал Семен, – не люблю персиковый порошок. Мы нашли целый склад с растворимыми порошками и теперь раз в месяц устраиваем небольшой праздник сока. Склад этот находится на юге города, и у него прохудилась крыша. Поэтому, когда мы отыскали его, большая часть порошка превратилась в негодный кашеобразный кисель. Но уцелевшие ящики мы притащили домой. Очень вкусная штука, особенно клубничный. Не пробовал?

– Нет. Я пью только воду.

– Попробуешь. Так вот, я не люблю персиковый сок из этого порошка, но обожаю сами персики. Если походить по городу, то можно найти персиковые деревья в некоторых дворах. Главное – успеть, чтобы никто не наткнулся на них до тебя, но у меня имеется пара секретных тайничков, о которых мало кто знает. Как-нибудь покажу тебе, если останешься у нас.

– Видно будет, – сказал Густав.

– Договорились. – Семен щелчком отбросил окурок метров на пять и выпустил последнюю порцию дыма. – Я закончу мысль: персиковый сок не люблю, противная сладкая гадость. А вот персики люблю. Ты можешь не любить отца Захария, но должен любить Бога, потому что Он создал тебя и дал тебе жизнь. Улавливаешь?

– Как-то не хочется, – поморщился Густав. – Меня создали и дали жизнь мои родители. Бог в этом не участвовал, могу поручиться. Разве что подглядывал за ними в этот момент.

– Не говори так, – очень серьезно сказал Семен.

Он выставил руки ладонями вверх, под дождь, наблюдая, как заполняются влагой линии жизни, судьбы и все остальные, менее известные отметки Бога.

– Я говорю то, что я знаю, Семен. Извини, но я привык верить вещам, которые вижу своими глазами. Даже в Легион можно поверить, если только слышал о нем, но в Бога… нет. Все рождаются не благодаря ему, а благодаря своим родителям. Кто где. Кто в корабле, кто в подвале рушащегося дома, кто в ваших благоустроенных квартирах под присмотром доктора Шомова, кто-то на обочине дороги, не боясь попасть под колеса машины, потому что не видели их в этом краю уже год. Где сейчас твои родители, Семен?

– Отца я не знал. Говорят, он был странником, таким же, как и ты, черт бы тебя побрал. А мать… она ушла. – Семен сжал ладони в кулаки, и из них брызнула вода.

– Куда?

– Не знаю. Мне было тринадцать лет. Матушка Мария сказала, что она просто вышла за ворота и не вернулась.

– И ее никто не остановил?

– Нет. Я думаю, что с ней случилось что-то плохое, потому что просто так она бы меня не бросила.

– Получается, что Бог не уберег ее? – спросил Густав.

Семен тяжело посмотрел на него. Отер руки об одежду и начал закрывать вход в сарай. Странник поднялся и, пока еще в помещение проникали остатки света, пересек его, минуя квадроциклы, отодвинул панели забора и вышел на хозяйственный двор. Минуты через две, расставив датчики сигнализации, во двор вышел и Семен. Он плотно задвинул панели в пазы и, когда Густав, решив, что уже пора идти домой на обед, двинулся вперед, остановил его, крепко взяв за рукав:

– Отец Захарий говорит, что все, что ни делается, – к лучшему. Что так надо Ему, Богу. А Он знает, что для нас хорошо, а что плохо.

Странник посмотрел в лицо Семену и с беспокойством отметил, как оно разительно изменилось. Обычно спокойное, теперь оно стало чрезвычайно подвижным. Брови то хмурились, то поднимались вверх, морща лоб, ноздри раздувались, Семен покусывал нижнюю губу, а его глаза суетливо бегали, цепляясь за взгляд Густава, словно репейник за длинные волосы.

– А сам-то ты не знаешь, что хорошо? – сказал странник.

– Я знаю, но есть вещи, которые никому не ведомы, ни тебе, ни мне.

– Я сомневаюсь в этом, Семен. Ты лишь оправдываешь равнодушие своих соседей. Покрываешь их. Если бы они остановили твою мать или хотя бы спросили, куда она идет, – все было бы по-другому. Так ведь? Тебе же хочется верить, что все произошло по какому-то великому сценарию. Но нет. Мы с тобой в похожей ситуации, дружище, однажды от меня взял и ушел отец. Просто так, без лишних разговоров. Только я никогда не верил, что это придумал бог. И сейчас одной из важнейших моих целей являются поиски отца.

– Многие люди в этом мире уходят и не возвращаются, Густав, – сказал Семен. – На моем веку такое случалось не раз. Никто не запрещает человеку выйти за ворота и наткнуться на голодного, сильного мута или человека, любящего убивать ради развлечения. Это судьба. Но если Бог решит, что ты нужен людям, нужен в этой жизни, то Он спасет тебя. Моя мать закончила свой путь в тот момент, когда вышла за ворота. Я вроде бы хорошо помню ее, но с каждым днем все меньше и меньше остается в памяти, стираются факты, и я довольствуюсь одними лишь образами и детскими придумками. И это мне нравится, потому что так легче.

– Ты сумасшедший, – тихо сказал Густав.