Скрут - Марина и Сергей Дяченко

— Ты думаешь, я не хочу?..

Илаза замолчала. Не время задумываться об этих его сумрачных словах.

Ей теперь все равно. Своей болтовней она уже вполне заслужила то, что уготовано «для очень плохих людей». Чего избежал несчастный менестрель…

— Не бойся. Тебя я пока что не трону.

— Ты… тварь. Изощренная тварь.

— Да.

— Истязатель!

— Да… Все верно, Илаза. Я скрут.

* * *

Однажды промозглым осенним вечером девочке позарез захотелось залезть в горячую воду. И чтобы над водой поднимался пар.

Вместе с Лиль они натопили в комнате, а служанка притащила из кухни бадью кипятка с целебными травками; слушая завывания ветра в каминной трубе, девочки черпаками наполнили большую кадушку. Тут же стояли еще два ушата — с горячей кипяченной водой и ледяной, колодезной.

Забираясь в воду, Лиль засопела от удовольствия. Девочка последовала ее примеру, по самое горло погрузившись в теплое, душистое, летнее; с преждевременным огорчением подумала, как нелегко будет отсюда вылезать. Снова в сырую тоскливую осень…

Разогревшись, она вынырнула из воды по грудь и удобно облокотилась о край купальной посудины. Так можно сидеть хоть день, хоть век…

Лиль сидела напротив, щурясь, как довольная кошка. Поймав взгляд девочки, со счастливым видом раздула щеки и закатила глаза: хорошо, мол… Ее волосы рассыпались и окунулись концами в воду — Лиль небрежно приподняла их, собирая узлом на затылке, и девочка вдруг с удивлением увидела, что под мышками у Лиль тоже растут волосы — черные и кудрявые, только реденькие.

Лиль заметила ее удивление. Горделиво подняла руки выше, давая возможность полюбоваться своей новой красотой; многозначительно прищурилась, будто вопрошая: а ты?

Девочка с интересом заглянула себе под руку. Конечно, до Лиль ей было далеко — но кое-какой смелеющий пушок имелся и здесь. Девочка удивилась, но в этом удивлении проскользнул оттенок смущения.

Лиль сидела напротив, разомлевшая, мокрая, розовощекая; девочка вдруг увидела, что там, где еще недавно у них обоих были только коричневые кружочки сосков, теперь выступают над кромкой теплой воды округлые выпуклости — почти как у взрослой женщины.

Девочка невольно перевела взгляд на собственную грудь; она уступала Лиль и здесь — вместо красивых округлостей взгляду ее предстали робкие, будто припухшие бутончики. Ей почему-то захотелось спрятаться; она скользнула ягодицами по дну кадушки, погружаясь глубже. Вода снова подступила к ее шее — тогда, не удержавшись, она потрогала свою грудь рукой. Ничего особенного — на ощупь выпуклости почти и не заметны…

Лиль смотрела, щурясь. Во взгляде ее было превосходство — но было и ободрение, ничего, мол, подрастешь… А ведь Лиль была всего на полгода старше!..

Девочка опустила глаза. Впервые за много месяцев ей так остро захотелось видеть мать.

Лиль в любую минуту может прийти к матери, спрятаться в складках юбки, рассказать на ушко о своих открытиях и спросить совета; а ей, девочке, к кому идти? К Большой Фа?!

За окном колотил дождь.

— Ты чего? — удивленно спросила Лиль.

Девочка сложила ладони лодочкой. Задумчиво провела живое суденышко туда-сюда:

— Аальмар… Скоро приедет. К первому снегу… Он обещал.

* * *

Мальчик двигался легко и грациозно. Было ему лет тринадцать, и он не достиг еще роста взрослого мужчины, однако и «клюв» в его правой руке, и «коготь» в левой не были подростковым оружием — вполне полновесные боевые клинки. Вот только «крылья» на мальчишке прилажены были по росту; Игар удивился, как такой малыш удостоился такой чести — носить «крылья». И достиг такого умения — несколько простых фигур полета мальчишка проделал как бы между прочим, а потом поднатужился и оторвался от земли надолго. Игар поймал себя на недостойном, гаденьком чувстве; мальчишка заметно перекосил основную позицию, и нехорошее чувство в душе Игара оказалось всего лишь радостью. Радостью чужого поражения.

Никто не заметил Игарова позора. Конечно же, никто не заметил; он опустил голову и покраснел до слез. В чем, скажите, завидовать этому мальчишке?! В том, что он прилежен и гибок, что у него есть «крылья», которые Игар не надевал ни разу в жизни? А на Алтаре мальчишка бывал, а любил он на теплом камне любимую девушку, а называл ли своей женой?!

Отец-Разбиватель что-то говорил; внимающие послушники неотрывно смотрели ему в рот, один только Игар косился в сторону. Как и положено порченному, крученому, подсадному птенцу.

Отец-Разбиватель закончил свою речь, потрепал мальчишку с «крыльями» по загривку и распустил всех на свободные работы; Игар потоптался, с тоской оглядываясь по сторонам, углядел в дальнем углу двора отдыхающую на траве невысокую фигурку — и, стиснув зубы, неторопливо двинулся к ней.

Мальчик удивился. Они с Игаром еще ни разу не говорили; Игар даже забыл сгоряча, как парнишку зовут. И знал, что не вспомнит.

— Слушай, ты счастлив? — спросил он вкрадчиво, опускаясь рядышком и подтягивая под себя скрещенные ноги. — Счастлив, да?

Мальчик поднял брови. На некрасивом круглом лице его не было детской растерянности, на которую тайно рассчитывал Игар. Изумление да, но вполне взрослое, сдержанное, без тени смятения.

— Ты счастлив? — повторил Игар с напором. — У тебя в душе равновесие? Ты не сомневаешься, нет?

Мальчик вдруг улыбнулся:

— Однажды Святая Птица нашла в своем гнезде кукушонка… Она пожалела беднягу и не выкинула его, как следовало бы; нет, она сделала вид, что подкидыш ничем не хуже ее собственных птенцов. Она обратила к нему ласковый взгляд, как и к прочим — тогда глупый кукушонок стал кричать: правда, и я такой же? Правда, что я такой же, как вы? Значит, и вы такие же, как я?..

Кажется, мальчик собирался продолжать — Игар не дал ему этой возможности. Поднялся, стараясь не наступать на разложенные рядышком «крылья»:

— Спасибо… Ясно.

Повернулся и пошел прочь — через весь длинный двор, где каждый занимался своим делом и каждый исподтишка следил за идущим Игаром — а он всем здесь интересен и никто, никто не доверяет ему…

Потом он спиной почувствовал еще один взгляд, и если взгляды послушников казались ему укусами комаров, то этот новый был прикосновением слепня.

Отец-Дознаватель стоял у входа в Сердце Гнезда, и взгляд его повелевал Игару приблизиться:

— Пойдем… Отец-Вышестоятель хочет посмотреть на тебя.

— …Не бойся, Чужой Птенец. От тебя так пахнет страхом… Опасаюсь, Отец мой Дознаватель, что наш подкидыш замыслил недоброе. Иначе откуда это чувство вины?..

— Наш подкидыш замыслил всего лишь сбежать, — Дознаватель задумчиво жевал свою ароматическую смолу, глядя в сводчатый потолок треугольной комнаты. — На душе его неспокойно.