Весенние сны - Джейн Арчер

Последние вечерние лучи солнца расцветили небо в розово-оранжевые тона, и ночная прохлада начала опускаться на землю. Хок крепче прижал Анастасию к себе и тихонько поцеловал ее растрепавшиеся волосы. Она, застонав, неразборчиво пробормотала:

– Хок, знаешь, я...

– Молчи! Береги силы и не разговаривай!

Анастасия замолчала, потому что опять впала в забытье.

Хок пришпорил мустанга и погнал его размашистой рысью. Он уже не думал ни о смене лошадей, ни об Анастасии, ни о себе – только надеялся, что скачет достаточно быстро, чтобы все-таки успеть.

Похоже, он был не прав, когда на первое место поставил свое прошлое, решив, что настоящее может и подождать. Если Анастасия останется жить, это подтвердит, что сейчас Ти Эл Латимер отошел в мыслях Хока на второй план. Латимер может и подождать.

Хок еще наподдал каблуками по бокам мустанга, понимая, что между Анастасией и смертью зыбкой преградой стоит время, которое неумолимо тает.

Анастасия то выплывала, то снова погружалась в тяжелое забытье. Она смутно ощущала, что ее куда-то везут, что ее неуклюжее, отказывающееся ей повиноваться тело беспрерывно подбрасывает. Она непроизвольно цеплялась за чьи-то руки, бережно ее обнимавшие, и все прижималась к чьему-то горячему и сильному телу. Ах да, Хок... Хок... Она с ним... Заметно похолодало, как всегда бывает в пустыне вечерами, и от налетавшего порывами пронизывающего ветра Анастасию пробирал сильный озноб. Впрочем, она не обращала на него внимания, потому что все чаще уплывала в видения, кружившиеся у нее перед глазами. Анастасия пребывала в мире, где грани между реальным и призрачным были расплывчаты. То она стояла рядом с родителями на таких знакомых с самого раннего детства ступеньках их старого поместья, то была одна, и сердце ее разрывалось и от тоскливого одиночества, и от жаркой, непонятно откуда наплывающей боли. Вокруг было темно, повсюду гулял промозглый порывистый ветер. Она сбежала по ступенькам и устремилась вперед по дорожке, поспешно оглядываясь по сторонам в тщетной надежде отыскать хоть одну живую душу. Никого. Тогда она бросилась на лужайку перед домом и побежала по ней, скользя на мокрой от вечерней росы траве. Здесь было светлее из-за полной луны, но вспыхнувшая было надежда тут же и угасла. Никого. Одни лишь корявые толстые сучья старого дерева, обросшие свисающим вниз лишайником... Вдруг лишайник зашевелился, и это уже не лишайник, а сотни злобно шипящих змей с горящими, как уголья, глазками. Анастасия завизжала от охватившего ее ужаса, потому что мерзкие твари разом поползли к ней, жадно разевая пасти, сплошь утыканные острыми длинными зубами, с кончиков которых капал яд...

Она очнулась и поняла, что кто-то продолжает бережно ее обнимать, шепча на ухо трудно различимые слова утешения. Ей было хорошо, покойно и совсем не страшно в этих объятиях и так хотелось оставаться в них вечно. Но кошмар снова утащил ее обратно, туда, где были лишь боль, одиночество, страх и змеи, ужасные змеи. Через некоторое время она снова приходила в себя, чувствовала, как ее куда-то переносят, укладывают, и снова раздается топот копыт, и ей в лицо лезут разинутые ядовитые пасти.

Ей казалось, что так продолжалось всегда, что она всегда жила между двумя мирами, не понимая, который из них настоящий, но руки ее все же отчаянно цеплялись за возлюбленного, который был тем единственным якорем, что удерживал ее пока в этой жизни. Она прижималась к Хоку, а тот все гнал и гнал лошадь вперед по ночной пустыне.

Ночь казалась бесконечной, и так же бесконечны были страх, холод, змеи и боль в том аду, в котором Анастасия задерживалась все дольше и дольше, но всякий раз выбиралась обратно, к тому, кого любила, кого дороже у нее не было теперь на свете, к кому стремились ее мысли, душа, ее сердце, одолевая бесчувствие и неподвижность умирающего тела.

Анастасия смутно заметила, как пришел рассвет, который уступил место новому солнечному дню. Правда, теперь змеи лезли на нее из раскаленных, как печка, скал, готовые в любой момент укусить, – и эти трещотки на их хвостах, как же угрожающе они без устали гремели!

Наконец, когда горячка унесла ее так далеко, что даже солнечный свет уже не мог пробиться сквозь ее зажмуренные посиневшие веки, толчки и тряска прекратились. Мир вокруг Анастасии рассыпался, и она вдруг начала подниматься куда-то вверх. Неведомая сила все тащила ее к небесам, мимо бесчисленных столовых гор, на чьих вершинах кишмя кишели змеи. Иглы, их зубов маслянисто блестели в лучах утреннего солнца, а раздвоенные узкие языки так и хлестали во все стороны, пытаясь отыскать Анастасию. Она старалась остановить свое движение вверх, несколько раз пытаясь высвободиться от того, что тянуло ее, но ее усилия ни к чему не привели. Самое ужасное было то, что летела она прямо на одну из вершин и змеи отбарабанили трещотками торжествующую дробь, дождавшись желанной жертвы. Анастасия закричала, но с ее губ не сорвалось ни звука, и тут вокруг нее поднялся шумный говор, кто-то взял ее на руки, и столовые горы, змеи, треск и шипение исчезли. До ее ушей донеслись непонятные, но ласковые слова. Ее завернули во что-то теплое и мягкое, остро пахнущее еловым дымом. Анастасия вдруг поняла, что она дома и ей ничто больше не угрожает. Здесь о ней позаботятся, помогут, спасут. С едва слышным вздохом облегчения она провалилась в блаженную темноту небытия.

Анастасия почувствовала запах горящего можжевельника и услышала негромкий отрывистый разговор нескольких человек. Глаза ее были полузакрыты, и сквозь ресницы она различала неяркий свет. Машинально она облизала губы – они были сухие, потрескавшиеся, а на языке остался незнакомый кислый металлический привкус.

«Я живая! – было ее первой мыслью. – Я не умерла!»

Боязливо приоткрыв глаза, Анастасия увидела, что лежит на расстеленных на полу одеялах. Потолок у нее над головой был сделан из тонких узких балок, густо переплетенных прутьями с содранной корой. Такого потолка ей видеть еще не доводилось, и она с любопытством стала смотреть по сторонам.

Она лежала в маленькой квадратной комнате с голыми глиняными стенами и таким же глиняным полом. Слева на вбитых в стену деревянных колышках висела пара шалей ручной вязки из темно-синей шерсти с сине-зеленой каймой. Рядом с ними она увидела удивительные по красоте тонкой работы ожерелья из серебра, бирюзы, речных ракушек и кораллов. Напротив было окно, заделанное тонким просвечивающим листом гипса, через которое в это странное помещение проникал рассеянный свет.

Анастасия растерянно перевела взгляд на разговаривающих в надежде понять, где же она все-таки находится. Ей смутно припомнилось, что вроде бы Хок говорил, что отвезет ее в Хано, и тут всего в нескольких шагах от себя она его увидела. Радость буквально затопила ее – значит, он действительно отвез ее к своему народу.

Хок, скрестив ноги, сидел перед очагом в дальнем углу комнаты. Рядом с ним сидели и разговаривали пожилая женщина и молодая девушка. Пожилая, не прерывая беседы, что-то делала у огня. Очень скоро Анастасия почувствовала соблазнительный запах горячей еды.