Зеркало смерти - Анна Малышева

Он поднял руки, будто защищаясь, подошел к столу и уселся на прежнее место:

– Вы все время пытаетесь меня обвинить во всех смертных грехах, но вы неправы. Я вас хорошо понимаю. Потерять такую сестру… Мне тяжело, а что уж говорить о вас!

– Ваши сантименты мне не нужны. Когда вы с ней сошлись?

– В марте, – после короткой паузы сознался он. – Буквально под праздник… Я занес ей букетик, знаете, в виде знака внимания… Даже и не думал ни о чем, но все так сложилось…

«В марте, перед восьмым числом, – быстро соображала Наташа. – А на исповеди не была с февраля. Знакомство она бы скрывать от священника не стала, а вот связь… Не сходится. Куда-то пропал целый месяц. Он лжет, я чувствую, но не могу понять где! Насчет денег – ложь. Насчет прочего… Да кто его может проверить!»

– Вы же понимаете, как это иногда случается, – виновато говорил Дмитрий. – Будто само собой… Дни, что ли, бывают такие странные!

– Не знаю, – оборвала его Наташа и тут же смутилась. В самом деле, зачем этому типу знать о ее интимной жизни? Да, она не изменяла мужу. Но размахивать этим фактом, как флагом, да еще перед кем! Перед кем!

– Простите, я… А вот у меня такое постоянно бывает, – заторопился он. – Не подумайте, что я какой-то местный Казанова, просто…

– Вы тут живете?

– Да, я отсюда, – смешался он. – Бывают моменты, когда от тебя чего-то ждут, ну и приходится…

Наташа снова разгневалась:

– Вы что – хотите сказать, что моя сестра затащила вас в постель?! Принудила?

– Да что вы, напротив…

– Значит, вы настояли на своем?

– Не так, не так! – Дмитрий был в полном замешательстве. – День был такой странный, я же говорю.

Судя по его словам, он действительно не питал к Анюте никаких мужских чувств. Он не воспринимал ее, как объект желания, смутный или не смутный – вообще никакой. Она была для него только интересным собеседником. Не в смысле начитанности – дойдя до этого места, он слегка возгордился. Дмитрий полагал, что уровень образования у него намного выше. Но Анюта так искренне, чисто судила обо всем, так близко к сердцу принимала любую прочитанную книгу, что он просто не мог устоять перед искушением навещать ее снова и снова.

– И выбор книг у нее был прекрасный, – сказал он. – Конечно, благодаря ее подруге. Татьяну знаете?

– Да, – бросила Наташа.

– Она никогда не подсовывала Анюте барахла, та читала только хорошие книги. И судила о них так интересно, со своей точки зрения. Мне никогда не приходилось такого слышать – ну я и увлекся.

Накануне восьмого марта, когда даже самые последние пропойцы и забулдыги задумываются, а не купить ли своим дамам букетик цветов, Дмитрий решил навестить Анюту. Он считал это вполне естественным поступком и явился ближе к вечеру с букетом мимозы. Ему обрадовались – впрочем, как всегда. Напоили чаем, накормили. Анюта поставила цветы в воду.

– Ну а потом, – смущался Дмитрий, – я все искал предлог, чтобы уйти, потому что и так уже засиделся, а мне еще нужно было поздравить маму… Восьмого я не мог, был занят. Я сидел, сидел, а разговор все шел… И стало уже так поздно, что она стала волноваться, как я пойду в темноте… Тут такая слякость, вы же знаете… Можно шею себе сломать, если поскользнешься.

Наташа знала все про местную слякость. Она не носила приличной обуви вплоть до того времени, как стала учиться в Москве. По Акуловой горе разгуливала в резиновых сапогах или старых кроссовках. Только лето было милосердно к местным модницам, да и то они предпочитали покупать светлые туфли, поскольку на них не была заметна густая пыль.

– И тут она спросила – не останусь ли я ночевать? – продолжал Дмитрий.

– А вы, разумеется, согласились!

– Вовсе не разумеется, – обиделся он. – Я случаем не пользовался, когда вы это поймете! Тогда я просто задумался – а почему бы не остаться, раз мы друзья?

И он остался. Анюта постелила ему в спальне родителей, снова заварила чай. Хлопотала так, будто принимала самого дорогого гостя, радовалась, что и у нее бывают гости – совсем как ребенок, который играет в «дом».

– Я даже удивлялся – как можно к тридцати годам сохранить такую детскость, – вздохнул он. – Совсем дитя, и такие наивные глаза!

Наташа молчала. Она как будто видела все это – визитера, сумевшего покорить сердце сестры разговорами о литературе, жалкий букетик мимоз, старательно застеленную родительскую постель, темный мартовский вечер…

– Я остался, – потупился Дмитрий. – А теперь не знаю, поверите вы мне или нет… Но я к ней в комнату не входил. Она сама ко мне пришла!

– Не верю, – с трудом ответила Наташа.

– Так все и было. Я и сам не верю, до сих пор… Даже думаю – может, у меня в голове какое-то затмение, что-то перепутал…

Она пришла к нему сама. Это было, когда он уже засыпал. Дмитрий настолько привык считать Анюту блаженным ребенком, существом не от мира сего, что страшно удивился, когда дверь его комнаты отворилась, вошла темная фигура и присела на край постели. Анюта спросила, удобно ли ему, а потом протянула руку и нащупала под одеялом его пальцы. Пожала их…

– Я до последнего момента думал, что она не понимает… Что ей ничего не нужно! Но когда она пожала мне руку, я все понял. Уж очень было красноречиво… Так ласково!

Наташа смотрела в окно. Окна у соседей снова погасли. Тревога миновала – там поняли, что с ней ничего не случится. Но все уже случилось, она узнала правду. Да, ее сестра просто послушалась голоса сердца. Она ждала слишком долго, чтобы сопротивляться, когда в ней заговорила кровь. «И разве ее можно обвинить? – подумала женщина. – Ей был тридцать один год. В таком возрасте уже перестают отчитываться перед родителями, где гуляла, с кем, почему… А у нее даже отчитываться было не перед кем. Свободный человек, совершенно одинокий. Если бы я была тут, она бы никогда не решилась завести роман».

Впервые Наташа подумала, что, возможно, все случилось к лучшему. Как бы ни обернулось дело впоследствии, но ее сестра умерла, успев узнать, что такое земная любовь.

– Мне не хочется вам рассказывать, как это было, – бормотал Дмитрий.

– И не надо.

– Только поверьте, меня не за что винить. Это произошло почти из жалости.

– Постыдились бы, – бросила Наташа, глядя в темное окно. – Моя сестра была привлекательной девушкой, при чем тут жалость. Сейчас еще скажете, что вы пошли на связь из милосердия – вроде как нищенке подали на вокзале!

– Нет, конечно. Анечка была милой, вы правы. Милой до невозможности… И такое правильное личико, такие глаза… А волосы, если она их распускала – просто прелесть! – Он заговорил увлеченно. – Прической только все портила – сворачивала какой-то шиш на затылке, как старая дева.

– Она и была старой девой. До встречи с вами, – уточнила Наташа.