Загадки Петербурга I. Умышленный город - Елена Игнатова

К полудню вода хлынула через парапеты набережных и залила город. Напор ее был так велик, что из уличных люков над подземными трубами забили фонтаны. Жители бросились на верхние этажи домов. Застигнутые потоками воды на улицах, люди влезали на фонари, деревья, на крыши карет, плывущих по улицам. На площади возле Зимнего дворца под небом, почти черным, кружились в воздухе листы железа с крыши Главного штаба.

«Разъяренные волны свирепствовали на Дворцовой площади, которая с Невою составляла одно огромное озеро, изливавшееся Невским проспектом, как широкою рекою, до самого Аничкова дворца. Мойка, подобно всем каналам, скрылась от взоров и соединилась с водами, покрывавшими улицы, по которым неслись леса, бревна, дрова, мебель. Вскоре мертвое молчание водворилось на улицах» (М. И. Пыляев. «Старый Петербург»).

Летний сад был завален дровами и бревнами; наплавные мосты через Неву сорваны и разметаны на части. Вода повредила даже гранитную набережную — камни парапетов оказались сдвинутыми или опрокинутыми. Множество судов, стоявших на Неве, разбушевавшаяся река выбросила на улицы Петербурга: «По линиям Васильевского острова всюду были разметаны барки с дровами и угольями; к балкону одного дома пристали два больших транспортных судна… У Троицкой церкви стояло несколько барок с огромным грузом. По улицам Адмиралтейской части плавали могильные кресты, занесенные с кладбища», — писал Пыляев.

Волны бились о стены Зимнего дворца, каменных домов на набережной и прилегавших улицах. Ужасным было положение жильцов нижних этажей: вода залила их квартиры, испортила или унесла имущество. Но сами они все же могли спастись на верхних этажах. Главная опасность грозила тем, кто жил в деревянных домах на взморье, на Васильевском острове, на Петербургской стороне. Там погибло много людей: «Известно, что на Петербургской стороне все почти обывательские дома деревянные и в один этаж, кроме Большого проспекта. Во всех сих домах ветром разбило стекла, а вода разрушила печи… Там многие ветхие дома совсем были снесены. Жителей, по самым верным сведениям, погибло на Петербургской стороне до девяноста душ», — писал Е. Ф. Комаровский.

Наводнение в городе началось около полудня, а к двум часам дня были организованы спасательные работы. Руководил ими генерал-губернатор Милорадович. Как всегда во время серьезных испытаний, нашлось немало самоотверженных людей: они на лодках, шлюпках, катерах спасали терпящих бедствие. Среди них мы находим знакомые имена: «Генерал Бенкендорф сам перешел через набережную, где вода доходила ему до плеч, сел не без труда в катер, которым командовал мичман гвардейского экипажа Беляев, и при опаснейшем плавании, продолжавшемся до трех часов ночи, успел спасти множество людей», — сообщает М. И. Пыляев. Конечно, доблестный Бенкендорф (в будущем глава тайной полиции) не один спасал тонущих: не меньшую отвагу проявили матросы и командир катера мичман Беляев. В эти часы все они одинаково рисковали и действовали сообща. Через год с небольшим эти люди встретятся по крайней мере еще раз и тоже при чрезвычайных обстоятельствах, но уже как противники. 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь выйдут солдаты и офицеры Гвардейского экипажа, в их числе два брата — мичманы Александр и Петр Беляевы. Позже им не раз придется отвечать на вопросы члена Следственной комиссии А. Х. Бенкендорфа.

Но вернемся к рассказу о наводнении. Во время него было немало случаев чудесного спасения — в книге «Старый Петербург» Пыляев приводит целый ряд таких историй. Случались и комические коллизии. Одна из них описана в «Семейной хронике» А. Кочубея: «Наводнение увеличивалось, на Большой Морской показалась шлюпка, в которой плыл военный генерал-губернатор граф Милорадович. По поводу этой шлюпки случился анекдот с графом В. Толстым, жившим на Большой Морской. Он имел привычку вставать очень поздно. В это утро, поднявшись, он, еще полузаспанный, подошел к окну, и первый предмет, бросившийся ему в глаза, была шлюпка с сидящим в ней Милорадовичем. Он изумился и испугался; протирая глаза, начал звать камердинера. Тот прибежал, и граф, указывая на окно, спросил его: „Что ты видишь?“ — „Генерал-губернатор едет на шлюпке“, — ответил тот. Толстой перекрестился и сказал: „Ну, слава Богу, а я думал, что я сошел с ума“».

К ночи вода начала спадать. На следующий день во всех частях города начали работать комитеты помощи пострадавшим. Государство выделило для раздачи пострадавшим от наводнения миллион рублей; а вместе с частными пожертвованиями сумма составила четыре миллиона. Во время этого бедствия погибло около пятисот человек, огромное число людей осталось без крова. В городских частях были открыты временные приюты, госпитали, бесплатные столовые; людям раздавали теплую одежду, обувь, все необходимое на первое время.

Воспоминание о бедствии 7 ноября 1824 года надолго сохранилось в памяти горожан, а благодаря пушкинскому «Медному всаднику» вошло в национальную память. Наводнение в Петербурге — явление нередкое, но нашествие стихии такой же разрушительной мощи, как в 1824 году, город пережил лишь столетие спустя, в 1924 году.

Как-то в разговоре Н. М. Карамзина с Н. И. Тургеневым были сказаны знаменательные слова. В ответ на карамзинское: «Мне хочется только, чтобы Россия подоле стояла» — Тургенев спросил: «Да что прибыли в таком стоянии?» Вопрос старый как мир: так некогда пророки вопрошали Бога о смысле существования и предназначении народа. Для революционеров всех времен это вопрос риторический, с известным ответом: «Прибыли нет, надобно все переставить».

История декабристского движения в общих чертах известна читателю, и мы не станем углубляться в нее. Попробуем рассказать о событиях 14 декабря 1825 года как об одном из эпизодов жизни Петербурга. Это день чрезвычайных событий: впервые в городе произошло вооруженное восстание; гарнизон столицы разделился на два лагеря, одни гвардейские части атаковали другие; на Сенатской площади, на Галерной улице, на льду Невы погибли сотни солдат и горожан. Движение, которому за несколько лет до этого сочувствовала и была сопричастна либеральная часть русского общества, завершилось катастрофой 14 декабря, западней на Сенатской площади.

27 ноября 1825 года в Петербург из Таганрога пришло известие — умер Александр I. В тот же день Государственный совет, Сенат, а затем войска, все чины и сословия столицы принесли присягу новому императору — Константину Павловичу. Константин еще в 1822 году отказался от права на российский престол, и Александр I в 1823 году подписал манифест о переходе права наследования к следующему брату — Николаю. Но, видимо, императорская фамилия полагала, что это — дело семейное, и акт об отречении Константина сохранялся в тайне. Поэтому, хотя в Государственном совете было зачитано духовное завещание покойного императора о передаче престола Николаю, это не могло отменить традиционного правила престолонаследия (по закону император не имел права завещать власть кому-либо по своему усмотрению). После присяги в Петербурге ждали приезда нового императора (Константин, наместник в Польше, жил в Варшаве), а Николай Павлович — его манифеста с отречением от престола. Константин медлил и с тем, и с другим, замкнулся в Варшаве и не принимал посланцев из столицы. Вероятно, искушение властью было сильно: три года назад он отказался от нее, а теперь откладывал формальное отречение.