Как хочется счастья! - Ирина Степановская

– У меня к вам последний вопрос. Насколько я поняла, Лидия Васильевна – одинокая женщина. А есть ли семья у настоятельницы? – Я прекрасно помнила, что по идее мужем Таисии должен быть бывший Лидкин жених.

Администратор скосил голову набок, точно курица, рассматривающая на земле червяка.

– Был у нее муж, но, как говорят в наших местах, «заскучал».

– Что это значит?

– Запил, говорят. Это было не здесь. В одном из запоев схватил, рассказывают, охотничье ружье, выбежал из дома в лес, да там и застрелился. – Он так беспомощно развел руками, мол, застрелился и застрелился, ничего не поделаешь. – А вы к нам надолго? Сегодня же назад? Или вас в гостиницу устроить?

– Лучше в гостиницу, – поблагодарила его я. – Мне еще придется сегодня долго работать.

– Устроим, не беспокойтесь.

Мы попрощались, я вышла. Странное чувство не покидало меня весь день, пока я слушала все рассказы. Кто я такая? Простая девчонка. А я ощущала себя будто выше всех этих людей, о которых мне говорили. Мне рассказывали о их судьбах и словно кто-то дал право мне если их не судить, то, по крайней мере, оценивать. Я, всего лишь журналистка на гонораре, должна написать об этих людях так, чтобы другие задумались над этой историей. Чтобы не осудили кого-то однозначно, а рассудили – как должно быть, как лучше…

– Гостиница вон там, на углу! – выскочила мне вслед секретарша. – Идите смело, я уже позвонила.

– Спасибо.

Она выскочила в светлой синтетической блузке, узкой юбке и домашних тапочках.

– А вы не знаете, после проколов часто бывает повторение гайморита?

– Нет, не часто, – заверила я и пошла в гостиницу.

Номер мне дали хороший. Я повалилась на постель. Где-то вдалеке раздалось коровье мычание и звон их шейных колокольчиков – наверное, стадо возвращалось с пастбища. Тут же, будто им вперепев, забили колокола церковной колокольни. Я поднесла к глазам мобильный телефон, нажала на кнопку. Попутно высветились дата и время. Уже шесть часов! Что теперь делает мой Вовка? Очень хотелось позвонить, но я не стала. Ноги после кроссовок нуждались в прохладной ванночке. Все, полежу еще несколько минут – и под душ. Потом зеленый чай – на тумбочке очень кстати оказался электрический чайник, а заварку я взяла из дома – и за работу. И все это время, пока я, отдыхая, думала о Тане и Вовке, о своей несостоявшейся свекрови, об Александре и редакторе отдела, в голове у меня параллельно крутились черная Таисия со своим застрелившимся мужем, ее страшные помощницы, Лидия Васильевна, Гога, которого я никогда не видела, и учитель астрономии, представляющийся мне с самодельным телескопом и томиком Платона, церковный двор с его сиротской оградой, привалившаяся к ней бродяжка в шерстяной шапке, коровы, идущие по домам в сопровождении маленького загорелого пастуха, похожего на моего водителя, и сам водитель с желтой кепкой в своем голубом «москвичонке», похожий почему-то на голубя. И не выходила из головы девочка, настоящий талант-бриллиант, требующий оправы. И свербила мысль, что даже если оправа в виде спонсорских денег и найдется, то будет это хорошо или плохо, если беленькая эта уже рослая девочка повторит судьбу Лидии Васильевны? А если не повторит, то кто тогда, как говорил мой дед, «перехватит эстафету»? И отчего-то, думая и вспоминая все это перевиденное за день, я все-таки чувствовала себя счастливой, что, выполнив задание, завтра уеду отсюда к своему сыну, к маленькой, съемной, но все-таки обжитой квартирке не где-нибудь, а в самой Москве. И ощущала в душе и радость, и сожаление, что сама я, видимо, не способна на тяготы, которые выносят в этом городке и директор школы Лидка-артистка, и «настоятельница» Таисия. И что, несмотря на Александра, на его мамочку, на свою не устроенную пока судьбу, я все равно уеду отсюда, чтобы поехать еще в разные-разные места, дальние дали. Но все равно из них буду возвращаться не сюда и даже не к себе домой, а в мою любимую, мою дорогую, шумную и неласковую, но милую столицу…

Танька прислала мне на телефон фотографии. Вовка и ее дочурка мирно ковыряют совками в песочнице.

«Целую вас всех!» – отстучала я.

В девятом часу я оделась и снова пошла к церкви. Ворота были открыты. Женщина в черном – какая-то новая, действительно страшноватая, которую я еще не видела, будто ждала меня у ограды. Ни слова не говоря, знаком она пригласила меня следовать за ней. Мы прошли и остановились перед низким строением в глубине двора, очень похожим на обыкновенный сарай, в котором хранят дрова.

– Матушка вас ждет, – сказала женщина и исчезла.

Я постучала в дощатую дверь и, не дожидаясь ответа, вошла. Внутри оказалось на удивление мило. Чем-то напоминало постоялый двор в русском стиле. Длинный сарай был разделен на отсеки, сообщающиеся при помощи коридора, так что, проходя, можно было видеть, что находится в крошечных комнатушках. А комнатушки получились действительно крошечные. Окна имелись далеко не везде, царил полумрак, но видно было, что в келейках стоят узкие чистенькие кроватки, застеленные легкими одеялами, возле каждой кроватки разместились тумбочка и деревянный старый стул. Мебель была выкрашена в молочный белый цвет. Все это напомнило мне игрушечный кукольный дом, и если убрать разборную пластмассовую крышу, можно разглядеть, что в каждой комнатке живет своя кукла. Их комнатки различались. Одна была заставлена букетами пестрых искусственных цветов. В другой – над кроваткой в рамочках висело множество фотографий. Еще в одной я заметила разноцветные вышивки на стене и симпатичное яркое лоскутное одеяло. А в самом торце сарая был устроен кабинет. Здесь обнаружились единственный на все помещение старинный буфет, самовар, а также этажерка и письменный стол. На столе с удивлением я увидела работающий компьютер, за которым с королевским видом восседала «матушка».

– Познакомились со всеми, дочь моя? – Голос матушки и выражение ее лица сейчас изменились. Или мне это показалось в вечернем полумраке. Сейчас она разговаривала со мной так, будто действительно была некой высокопоставленной в церковной иерархии персоной и просто временно опустилась от своих высоких дел до обыденных разговоров. Вообще-то я шла не к ней, а в школу к Лидии Васильевне – мне хотелось посмотреть, что за «оргии» бывают там по вечерам. Но если уж я невольно приняла участие в этом, как мне показалось, представлении, можно воспользоваться ситуацией.

– Я хотела бы задать вам еще несколько вопросов, – не обращая внимания на ее тон, весьма буднично произнесла я в сторону Таисии и вытащила диктофон.

– Может, чайку? – живо стряхнула она с себя всю свою вечернюю важность и направилась к буфету. – С мятой? С мелиссой? Пряности только с нашего огорода.

«Опиум для народа», – чуть не брякнула я дедушкиными словами. Он так называл бабушкины травки, развешанные аккуратными веничками на чердаке для просушки.

– Вам, наверное, нелегко управляться с вашими помощницами? – без обиняков спросила я Таисию. Мне хотелось узнать, что же все-таки подвигло эту женщину с вполне востребованной светской профессией не на новое замужество, не на рождение детей, которые вполне могли бы еще появиться – ведь Таисия была еще не старой, а на нелегкий, в принципе, труд в обществе странных женщин с искалеченными судьбами.