Его пульс - Юлианна Орлова

— Ох, пожалуйста, — изогнулась дугой и ощутила, как шершавые губы Бори коснулись соска. — Ах, — нечленораздельные выкрики. Не стыдно. Вцепилась руками в широкие плечи, и от очередного толчка сильно впилась в кожу ногтями, пытаясь не откинуться на спину.

— Тш, тихонечко, Маша за стенкой, — резко притянул меня за волосы, тяжело дыша в шею. От того, что меня могли услышать, ощутила еще большее возбуждение. Поразительно.

Я рвано дышала и с трудом могла осознать реальность, когда Боря резко перекинул меня на кровать, перехватил ноги и закинул к себе на плечи.

Неземное наслаждение пронзило тело, от глубоких и резких фрикций мой мозг затуманился окончательно. Внутренняя агония распространилась по венам.

Боря сильно сжимал мои бедра и вколачивался как одержимый. Спустя мгновения резко отпустил и вышел, наклонившись к губами, провел языком вдоль ранок на воспаленной плоти. Печет. Но боль может быть приятной.

Я жадно всматривалась в родные черты лица и губами ловила малейшие эмоции, водила ранеными губами по едва заметным морщинкам у глаз, шраму у неровной брови. Взмах длинных ресниц щекотал нежную кожу.

— Все хорошо? — даже сейчас волновался за меня.

Лишь кивнула и сама потянулась к губам, а ногами обхватила массивные бедра, притягиваясь теплым местечком к твердому члену.

Боря тяжело выдохнул и медленно, сантиметр за сантиметром начал входить в меня. Мучительно медленно вошел, и так же неторопливо вышел. Руками цеплял возбужденные соски, а губы никак не оставляли мой и без того истерзаный рот.

Толчок, укус в шею, еще толчок, и вот уже безумное возбуждение внизу живота нашло свое освобождение. Одновременно со мной кончил, притянув меня за ягодицы резко к себе. Обхватила его руками и ногами с такой силой, что даже если бы он захотел выйти, то не смог бы. Заключила в тиски.

— Я не дам тебе разбиться. Никогда, — прошептал и поцеловал в лоб. А затем, не выходя из меня, перевернулся на спину, опуская мое расслабленное тело сверху. Веки потяжелели и способность разговаривать отключилась. Мы стали единым целым на всех возможных уровнях этой бренной жизни.

И только в таком состоянии могли напитывать внутренней силой друг друга.

И где-то там приятная нега окружила мое тело, плывущее в мире приятных снов.

С ним я спала без кошмаров.

С ним я жила.

Последующие недели после возвращения Бори дались мне крайне тяжело. Следствие выматывало остатки моих хладных нервов и доводило до исступления бесконечными допросами.

Пусть большинство из них я пропускала по справке, которую очень оперативно мне «нарисовали в клинике», учеба тоже была пропущена, но и там Боря все решил и со всеми договорился. Больше ничто не могло пошатнуть мою жизнь больше, чем физическое и моральное состояние вместе с приближающимися похоронами.

В добавок ко всему, я плохо спала, плохо ела, мне все время было страшно, как только оставалась одна. Одному богу известно, как Боря все это стоически переживал. Ни слова…ни полслова в упрек. Он просыпался, если я кричала во сне от очередного кошмара, и лишь хрипло шептал в ухо, что он рядом, крепко обнимая так, что кости хрустели.

А я плакала. В который раз проклинала себя за то, что рядом со мной он бесконечная жилетка, впитывающая без остатка мою боль.

Любовь долго терпит.

Ночи без сна, особенно когда он был на срочных операциях, отдавались во мне какой-то слишком особенной болью. До упора. До самого нутра во мне разрасталась бесконечная рана.

Пусть Боря и не хотел выходить на работу, но я выставляла его за дверь с воплями, что человек погибнет, если не он. А затем рыдала на кухне, сжимая телефон в руке и не позволяя себе звонить ему в очередном приступе.

И в голову противными змеями заползали отвратительные мысли пережить этот период самой, не мучить его еще больше. Я ведь видела, с какой болью он переживал мое состояние, все пропускал через себя словно лакмусовая бумажка. А я цеплялась за него в очередном ужасающем приступе панической атаки, когда казалось, что жизнь подвела черту под моим счастьем и жизнью, и я вот-вот увижу маму с папой.

Но Боря каждый раз оказывался рядом, до боли сжимая мое лицо и бесконечно проговаривая лишь одну фразу:

— Я с тобой, смотри на меня! Смотри на меня и ничего не бойся.

И я смотрела как в последний раз, вновь и вновь взрываясь от скопившихся слез. Как маленькая девочка сидела на руках и плакала. И сипло дышала. Надрывно. Задыхаясь и в тоже время дыша лишь его запахом.

— Я хочу, чтобы ты поговорила с одним человеком, — очередным туманным утром услышала родной уставший голос, пока бездумно пила остывший кофе и всматривалась в панорамное окно нашей квартиры. Нашей, потому что я так и не смогла вернуться в дом…вернее, мне не дали, но и не могу сказать, что безумно жаждала этого. Больше меня там ничего не держало и не ждало.

И нашей, потому что он запрещал мне употреблять слова твой и мой. Все наше. Остервенело рыкал всякий раз, когда я оговаривалась. И во мне каждый раз расцветало что-то доброе от, по сути, маленьких споров на ровном месте.

—С кем? — не поворачиваясь, прошептала. В глубине души настойчивый звоночек прекратил быть таковым, это был вой колокола, извещающий о том, что мне надо идти и просить помощи у профессионалов.

Или навсегда выйти из этой квартиры и не мучить человека, который страдает от моих проблем наравне, а порой и больше. Но правда в том, что я боялась услышать от психолога то, что сломает меня окончательно.

— Моя однокурсница сменила специальность, — всем телом ощутила тепло массивной, прижимающейся ко мне сзади, — вернулась на родину, и стала прекрасным…психологом. Мне не нравятся твои сны и с паническими атаками надо что-то делать, — мужские руки плавно обвили меня за талию, а кудрявая взлохмаченная голова опустилась на плечо.

— После похорон, — развернулась к нему и поцеловала в подбородок, мягко отходя в сторону.

— Ань, не надо делать рубежи. Помощь нужна сейчас и вне зависимости от дальнейших событий.

Голос в вдогонку уже не был мягким, он стал требовательным, и нотки ранее не существующего раздражения первыми проростками вылезли наружу.

— Пусть все самое плохое уже случится со мной.

Хлопнула дверью и услышала оглушающий звон битой посуды.

Мне было страшно, но старалась этот страх не показывать. Я справлюсь сама. Справлюсь.

Сегодня похороны, которые я с боем смог организовать, впихивая взятки кому ни попадя, лишь бы наконец-то дали добро на погребение.

Всю ночь мы ожидаемо не спали, я так же прижимал ее к себе, и даже когда очередной кошмар закончился, так и лежал в обнимку, не выпуская в страхе не суметь проконтролировать её состояние.