Код Маннергейма - Василий Горлов

— Ну что, несколько слов для петербургских «Новостей»? Только коротко, ладно? Видишь, как горит, как бы соседние дома не захватило.

Он четко рассказал о тушении большого пожара: сейчас номер сложности повысили до четвертого. В одной из квартир взорвался бытовой газ, и не исключена версия поджога. Анна спросила о погибших и пострадавших.

— Пострадавшие есть: пятеро с ожогами разной степени тяжести и отравлением продуктами горения госпитализированы. О погибших пока ничего не могу сказать — потушим огонь, осмотрим помещения, тогда станет ясно.

Заработало переговорное устройство. Полковник ответил и знаками показал Анне, что интервью закончено. Погорельцев наконец увели от дома и разместили в спортивном зале ближайшей школы. В школьном коридоре чиновники районной администрации составляли списки оставшихся без крова людей. Усталая женщина записала и данные Анны, но о соседях ничего не знала — ни баба Маня, ни Тимофей в школе не появлялись. Пожар оказался очень серьезным, и в спортзале собрались съемочные бригады всех ведущих петербургских телеканалов. Приехали и «федералы». К Анне подошел и пробурчал несколько утешительных слов, как всегда, предельно мужественный Славка Громов. Не так давно он тоже был корреспондентом «Новостей», а нынче стал «ортом» — так на журналистском сленге, по аббревиатуре ОРТ — Общественное российское телевидение, называли сотрудников Первого канала. Нежадная Анна, оставив себе Лиду с ее щенной Ладой, отдала Славке соседок-сестричек, уже успевших умыться, вновь хорошеньких и веселых. Они, кокетливо поглядывая на серьезного, при бородке и очках, Громова, наперебой рассказывали о ночном кошмаре.

Записав синхроны, Анна и Славка вышли на улицу. Стояли на школьном крыльце, устало курили и наблюдали, как юная, смазливая корреспондентка Пятого городского канала, встав на фоне горящего дома и несколько раз переспросив своего оператора, хорошо ли смотрится в кадре, постоянно запинаясь и начиная вновь, записывала стендап. Мощных огненных сполохов не видно — пожарным удалось их подавить или просто уже догорело все, что могло гореть. Над домом клубами поднимался к рассветному небу густой белесый дым. У Анны перехватило дыхание: зияющие обугленными провалами окна на грязных, в разводах копоти и потоках воды стенах отчаянно и беспомощно напоминали пустые провалы глазниц ослепленного человека. И даже мысль о том, чтобы записывать здесь стендап, казалась кощунственной.

Свой сюжет Анна начала так: «Сегодня ночью на Петроградской стороне сгорел дом, в котором я живу». Сонная утренняя бригада — каждый день подъем в пять утра, а если живешь далеко, то и раньше — еще только начинала постепенно оживать. Маленькая, аккуратная, как скульптурная миниатюра Челлини, ведущая Оленька Притулова, прикорнув у монитора и уткнувшись нечесаной, с торчащими в разные стороны вихрами головой в сгиб локтя — все равно укладываться перед эфиром — пыталась поспать еще хоть несколько минуток. Анна, не дожидаясь Алену Арапову, которая должна ее сменить на дежурстве, вернулась на пожарище, чтобы продолжить поиски бабы Мани и Тимофея.

Пасмурным утром пепелище, оплакиваемое по-осеннему грустным дождем, казалось бесстыдно обнаженным. Тусклый свет, проникая сквозь разобранную крышу, ощерившуюся обломками обугленных стропил, выставлял напоказ руины еще недавно теплых и уютных жилищ — выбитые рамы, опрокинутую мебель, перепачканные и промокшие абажуры, семейные фотографии на отсыревших и отклеивающихся от стен обоях. А в закопченных проемах окон ее квартиры — сплошная чернота. Лишь на стене комнаты бабы Мани, непонятно каким чудом уцелевшие, с выпорхнувшей в последнем отчаянном усилии вырваться из пламени да так и застывшей на перекрученной стальной пружине кукушкой, навсегда остановились ходики. Анна увидела, как на носилках из парадной выносят черные пластиковые мешки, дернулась туда, но ее остановил один из безумно уставших пожарных, которым сердобольные старушки-соседки принесли пирожки и чай:

— Не надо, не подходи, там угольки одни.

От мешков тянуло удушающим смрадом сгоревшего мяса. Анне стало дурно, и, уже ни на что не реагируя, она села на залитый грязной водой и засыпанный сгоревшей рухлядью асфальт и беспомощно разрыдалась. Тут ее и нашла Настя Божественная, увидевшая сюжет в утреннем выпуске «Новостей» и бросившаяся на помощь подруге. Она увезла Анну к себе домой и в качестве восстановительной процедуры засунула ее в теплую ванну, заставила выпить сто граммов коньяка, а потом, обессиленную и все еще хлюпающую носом, уложила спать.

Август 200… г., Санкт-Петербург

Николая нашла соседка — активная пенсионерка, вечно собирающая деньги на очередное подъездное усовершенствование с разобщенных, отгороженных друг от друга металлическими дверями жильцов. Ее заставил выйти в поздний час на улицу такой же, как и она, старенький кокер-спаниель. Кокер тыкался в лицо мокрым носом, и Николай, приоткрыв глаза, сквозь оранжевые круги различил сперва лишь кусочек асфальта да низко свисающее черное с проседью ухо Мотеньки — так звали пса. Потом услышал голос соседки:

— Господи, ну надо же такому случиться. А у нас с Мотенькой сегодня расстройство, и он меня уже пятый раз за вечер выводит погулять. Решили выйти из двора, а тут такое.

Николай попытался приподняться. Удалось перевернуться на бок, на время избавившись от мокрого носа Мотеньки. Соседка закудахтала:

— Да что же я стою-то — совсем разум потеряла. Сейчас-сейчас, позову Елену.

Несколько минут спустя она вернулась с насмерть перепуганной женой. Николай уже пришел в себя настолько, что умудрился сесть, опираясь спиной на кирпичную стену.

— Как ты? — в сложных ситуациях Елена действовала быстро и решительно, испуг выдавал лишь севший, сдавленный голос. — Дай-ка посмотрю. Так, кровь вроде уже идет меньше. — Она попыталась немного развернуть его голову к свету фонаря, у Николая непроизвольно вырвался стон. — Прости, пожалуйста. — Она подула ему на макушку, как маленькому, плачущему от «зеленки» ребенку. — По-моему, череп цел. Оброс весь, давно постричься нужно.

— Может, лохмы и уберегли, — криво ухмыльнулся Николай, стирая ладонью потеки крови.

— Давайте я вызову «скорую», — предложила соседка.

— Нет, «скорую» не надо — все нормально, — Николай попробовал встать. Получилось неважно, и, если бы не поддержала Елена, наверняка, вновь бы упал.

Вести его домой жена отказалась наотрез и, сбегав за ключами, погрузила Николая в их старенькую «девятку», ночевавшую у подъезда, чтобы ехать в круглосуточно открытый травмпункт на Удельной.

— Что ты все оглядываешься? — спросила Елена, со второй попытки запустив капризничающий двигатель.

— Тебе не попадалась на глаза деревянная шкатулка, довольно крупная, из березы?

— Нет вроде, давай глянем еще раз. — Она поставила машину так, чтобы осветить небольшой проходной двор. В свете фар небольшая лужица крови казалась черной. В самом темном углу валялись пустые стеклянные пузырьки и несколько использованных одноразовых шприцев — этот закуток делили для приема очередной дозы местные бомжи и наркоманы.