Шальная музыка - Михаил Черненок

— Собственно, вы кто, не хлопковый министр из Узбекистана?

— Запомнили по кафе?

— Запомнил.

— Нет, не министр. Я начальник уголовного розыска из райцентра, куда вы приезжали с Труфановым на зубенинских «Жигулях».

Лицо «Прапора» стало серьезным. Он перевел взгляд с Бирюкова на Веселкина:

— Не впутывайте меня в дела районного масштаба. Карты — моя забава. Ну а районные будни зачем на меня вешать? Я не лопух, чтобы паровозом тянуть чужой состав. Константин Георгиевич, вы ведь знаете, что я не гангстер. Объясните этому детективу из деревни…

Веселкин поморщился:

— Зря, Никита, все отрицаешь Владик Труфанов, как у попа на исповеди, расскажет..

— Да вы о чем, ребята?! — удивился Чуносов.

— Об убийстве Зуева, — сухо сказал Антон. — Хромого паренька, у которого Полячихин украл в райцентре магнитофон, помните?..

— Чего?.. Хромой хромого обчистил, а я тут с какого угара?

— Вы с Труфановым ночью увезли Зуева из дома, и он после этого не вернулся…

— Ну-у-у, братья-оперы!.. — возмущенно протянул «Прапор». — Думал, какой-то пустяк хотите под шумок на меня списать, а вы мокруху лепите. Нельзя же так, ребята! Вся страна в борьбе за справедливость на дыбы поднялась, а вы по старинке продолжаете уголовные дела клеить.

Будто не заметив возмущения, Бирюков снова спросил:

— И самодельного пистолета под малокалиберные патроны у вас, разумеется, нет?

— Зачем мне самоделка? По секрету признаюсь, я утащил из армии ракету средней дальности, которые хотят ликвидировать, и спрятал ее в подполе дома, — игриво ответил Чуносов.

— В подполе ты прятал макаровский пистолет, — сказал Веселкин.

«Прапор» повернулся к нему:

— Константин Георгиевич, знаете, чем отличаются умные люди от глупых?..

— Знаю. Умные не повторяют своих ошибок.

— Правильно! К вашему сведению, я себя дураком не считаю. Отбыв два года за макаровскую игрушку, заметно поумнел. Зачем второй раз оружейником становиться?..

Продолжать дальнейший разговор не было смысла. Бирюков даже не стал заполнять протокол, так как Чуносов отрицал все.

Когда вызванный конвоир увел его, Веселкин глянул Антона:

— Каков, а?..

— Неглупый. Такого голыми руками не возьмешь.

— Не напрасно ли ты перед игроком карты раскрыл?

Антон задумался:

— Нет, Костя, не напрасно. Если Чуносов виноват в смерти Зуева, с сегодняшнего дня он уже крепким сном спать не будет.

— А если не виноват?

— Тогда пусть спит спокойно…

В следственную комнату внезапно вошел Петр Лимакин. Поставив возле стола портфель, он устало сел на привинченный к полу стул для подследственного и улыбнулся:

— Допрашивайте…

— Чувствую, Ричард Зубенин чем-то порадовал, — сказал Антон.

— Угадал. Синий, в красную крапинку, мужской носок нашелся. Правда, Ричард оттирал им госномера «Жигулей» от засохшей грязи и основательно испачкал, но по внешнему виду сходство с носком Зуева полное. Назначил экспертизу. Думаю, вещественное доказательство будет серьезным. У тебя какие новости?

Бирюков подал Лимакину протокол допроса Полячихина. Следователь внимательно прочитал его, положил в портфель и спросил Бирюкова:

— Как Чуносов?..

— Или не виноват в смерти Зуева, или догадывается, что улик у нас нет, — ответил Антон. — Ричард ничего о нем не рассказал?

— Совершенно. Вот о Труфанове добавил, что Владик крепко-накрепко наказывал, чтобы молчал о «прокате» автомашины.

— Неужели все-таки Зубенин не спросил, куда Труфанов ездил?

— У Ричарда один мотив… Мол, у Владика где-то в Заельцовке есть приличная дама и у нее будто бы Владик ночь провел. Надо допрашивать самого Труфанова.

Костя Веселкин поднялся:

— Сейчас узнаю, когда он освободится.

Вернулся Костя быстро и с огорчением сообщил, что у Труфанова случился сердечный приступ. По словам врачей, до завтрашнего утра ни о каком допросе не может быть и речи.

Расследование любого преступления — дело, по существу, творческое, и, как во всякой творческой работе, здесь заранее не разложишь все по полочкам, не угадаешь, когда тебя осенит светлая мысль, а когда, несмотря на мучительные старания, будешь сутками топтаться на месте. Многое, конечно, зависит от целеустремленной сосредоточенности, повышенной наблюдательности, от стечения обстоятельств, а порою даже от счастливого везения.

При расследовании убийства Зуева Лимакину с Бирюковым «повезло» в том смысле, что подозреваемые были очень кстати задержаны за другие преступления. Труфанов привлекался к ответственности за содержание игорного притона с корыстной целью, а Чуносов — за неоднократное мошенничество, совершаемое к тому же по предварительному сговору группой лиц. Пришлось создать две следственно-оперативные группы. К Труфанову поехал Лимакин, а Бирюков — к Чуносову.

Жил «Прапор» с родителями-пенсионерами в небольшом частном домике. Едва участники следственной группы открыли калитку, из конуры возле крыльца выскочила здоровенная овчарка. С басовитым лаем она заметалась на цепи. По просьбе прокурора Никита Чуносов поймал собаку за цепь и запер ее в конуре.

Старики пенсионеры встретили неожиданных «гостей» растерянно. Сутулый, с седыми усами, отец мрачно глянул на щеголевато одетого сына и тяжело, с придыхом, сказал:

— Опять… Опять позор…

Худощавая, с морщинистыми руками мать сразу заплакала, уткнувшись лицом в снятый с головы ситцевый платок. «Прапор», поигрывая ухмылочкой, отвернулся от родителей.

Мебель в домике Чуносовых была более чем скромной. Стало ясно, что живут пенсионеры отнюдь не на широкую ногу, а их великовозрастный сын участия в ведении хозяйства не принимает. Как выяснилось из разговора со стариками, личного имущества, подлежащего описи, у Никиты нет, кроме одежды, среди которой следователь насчитал пять почти новых армейских рубашек защитного цвета без погон.

В присутствии понятых долго и тщательно искали в доме деньги или драгоценности, запрятанные игроком, выигрыши которого порою превышали тысячу рублей. Поиск оказался безуспешным. Ничего не нашли и в просторном подполе, где когда-то «Прапор» хранил макаровский пистолет. Безрезультатно завершив обыск в доме, вышли во двор. В конуре, срываясь на захлебывающийся хрип, тотчас залаяла овчарка. Когда направились к сарайчику, пристально наблюдавший за Чуносовым Бирюков заметил, как ухмылка с лица «Прапора» исчезла. Антон взял его под руку и полушутливо спросил: