Проснуться живым - Надежда Первухина

– Это когда я сюда проникла, дышать было невозможно,- холодно парировала непрошибаемая в своей уверенности Надежда.- Как ты жила в этом карцере? Или ты специально ведешь такой аскетически-хлорированный образ жизни, а, сестренка?

– Я тебе не сестренка.

– Ах, извини. Ну, перестань же ты кукситься, обстановку здесь я поменяла из самых лучших побуждений. Когда пришлось уничтожить все твои экраны слежения…

– Сволочь!

– Терминалы, пульты управления и связи…

– Сука!

– …То здесь все выглядело так, словно это какая-то помойка. А я не люблю помоек. Сама на них не жила и тебе не советую. Поэтому кое-кто Из моих подчиненных оперативно все это шикарное барахло сюда приволок. Шикарное ведь, правда?

– Шикарное - не шикарное, все равно барахло,- процедила сквозь зубы Элпфис.- Это такая же помойка. Только - твоя. Очень схожая с твоей помоечной натурой.

– Отнюдь. И перестань ты со мной лаяться. Наш славный маг уже открыл глазки, а нас не видит, слышит только бесплотные голоса, раздающиеся в завораживающей красоты интерьере. И это страшит его. Возможно, даже сковывает ужасом.

– Не сковывает,- выдавил из себя жалкую писклявую фразу «славный маг».- Не страшит.

– Я всегда знала, что вы храбрец, господин Вересаев! - усмехнулась Надежда.- С пробуждением вас, как говорится. С пробуждением пока на этом свете.

– Я не позволю тебе отправить его на тот! - Тут же взвился голос Элпфис.

А вслед за голосом появилась и она сама. Точнее, проявилась. Как изображение на фотоснимке. Сначала общие черты, а потом - реалистично. Весомо, зримо. И довольно грубо, потому что девушка в черном лаковом комбинезоне (а плащ куда делся? Интересно) сидит в вольтеровском кресле. Только руки и ноги, как-то по-киношному примотанные скотчем к ручкам и ножкам кресла, портят впечатление от картины. А еще жуткие царапины на щеке и шее. Из царапин медленно сочится кровь, но, похоже, Элпфис не обращает на это внимания. Она откидывает со лба прядку-сосульку и смотрит на Викентия. Викентий пока не может определить эмоциональный фон этого взгляда.

– Позволишь - не позволишь.- Голос Надежды Абрикосовой звучит тягуче и томно.- Когда ты перестанешь пользоваться подобным лексиконом? Со мной он не проходит, неужели еще не поняла, сестренка?

– Я тебе не!…

– Не, не,- успокоила фальшивая жена африканского Царя Непопираемой земли и тоже, позевывая, потягиваясь, как только что спарившаяся кошка, сбросила с себя невидимость. Словно уже ненужное одеяло.

Викентий отстраненно отметил, что Надежда в обилии пуфов, ширм и раскоряк-диванов смотрится более естественно. Она и позу, в отличие от связанной скотчем ипостаси, приняла вальяжную, раскинувшись на софе (или канапе?) что твоя Клеопатра. Или какая-нибудь Фрина. Правда, упомянутые античные красавицы никогда не носили черного лакового комбинезона в обтяжку да еще с накинутым поверх шелковым, легким и белым, как мыльная пена, пеньюаром.

– Пеньюар поверх комбеза - да у тебя просто бездна вкуса, мадам Абрикосова! - сыронизировала по этому поводу и Элпфис. Надо же. Беднягу всю скотчем перетянули, как коробку с рождественским подарком, а она не сдается. Ругается. Шутит. Злит всемогущую повелительницу змей и погубительницу африканских монарших структур.

– Спасибо за комплимент,- пропустила колкость мимо ушей мадам Абрикосова. Изящным жестом взбила свои уникальные волосы: по-прежнему пышные, кудрявые и золотистые.- Эй, mon cher prince Викентий! Бросьте играть в молчанку, вы ведь уже вполне очнулись и тоже стали видимым. И в некоторой степени дееспособным.

Действительно, бывший психиатр оглядел себя и понял, что раньше не ощущал собственного тела потому, что просто-напросто его не видел. Перед его глазами была лишь голая лакированная столешница овального, красного дерева стола. А теперь на столе обрисовались его родимые телеса. К счастью, нормально, в его, Викентия, одежду одетые. А то ведь с эротоманки, коей по всем приметам является мадам Абрикосова, вполне станется его бесстыдно заголить. Или обрядить в какой-нибудь пеньюар, как противного шалуна.

И что еще положительно: руки-ноги не связаны. Доверяет эротоманка бездарному магу. Потому что знает: никуда он от нее не убежит. Некуда ему бежать. А это злит. Мужчина он, в конце концов, или кто?! Поддался каким-то бабам, шизанутым шлюхам, которых давно аминазином пора по самые ноздри накачивать!

Впрочем, почему «бабам»? Элпфис ведь, кажется, за него и против нее.

Но это еще надо разъяснить.

А пока…

Пока пора и норов показать. Мужской, так сказать, характер.

Викентий принимает на столе сидячее положение (этакий инвалидный вариант позы лотоса) и устало глядит на Надежду. Потом на Элпфис. И наконец вопрошает:

– До каких пор будет продолжаться этот идиотский театр?

– Резонный вопрос! - сразу вскинулась Надежда.- Как это по-мужски жестко и верно: задавать сразу и в лоб жизненно важные вопросы! Вы обязательно станете Президентом, mon prince. Если выживете.

– Хватит болтать! - оборвала пеньюарную красавицу Элпфис.- Я тоже хочу знать, когда ты прекратишь издеваться над миром и отправишься на постоянное место жительства в психиатрическую клинику!

– Какие нетерпеливые! - Надежда приподнялась на софе, взяла с пристроившегося рядом маленького золоченого столика скромного вида шкатулку. Открыла, достала ложечку, зачерпнула ложечкой из шкатулки белого порошка и втянула порошок с ложечки в левую ноздрю.

– Наркоманка! - тут же презрительно бросила Элпфис. И лицо ее при этом покрылось крупными каплями пота.

Надежда усмехнулась, ненормально блестя глазами:

– Кокаин - это благородно. Это красиво. Это даже интеллектуально в некоторой степени. А вот то, что ты ширяешься всякой дрянью и скоро тебя начнет ломать без дозы - это дурной вкус. И признак того, что ай-кью у тебя ниже плинтуса.

– Ты приучила меня к наркотикам, ты, дрянь лицемерная! Это твои люди тогда поймали меня в баре и накачали героином!

– Конечно. Что бывает со мной - то случится и с тобой. В какой-то степени. Мы же все-таки… не чужие. Но мы отвлеклись от главного вопроса. Итак, вы хотите знать, как долго продлится этот, по выражению господина Вересаева, театр… Буду с вами откровенной: не знаю. Я, видите ли, сделала все, чтобы добиться своей Цели. И Цель была близка - просто протягивай руку и бери! Но… Что-то пошло наперекосяк. И Цель опять отдалилась. Ушла. Затаилась, хотя я чувствую где-то ее присутствие, как охотник чувствует добычу. Но то, что добыча рядом, а захватить ее не удается, повергает меня в состояние глубокой депрессии. С элементами ажитации. Кстати, господин медик, вы не знаете, что лучше всего помогает от депрессии?

– Гильотина.

– Неверный ответ! - Надежда захихикала и снова нюхнула кокаина.- Лучшее лекарство от депрессии - исполнение заветного желания. Достижение Цели. Вы плохой психиатр, господин Вересаев. Я лишаю вас лицензии и медицинского диплома.