Этим летом я стала красивой - Дженни Хан

Они продолжали драться на разбитом стекле, с Джереми слетели шлепанцы. Я несколько раз крикнула: «Остановитесь!» – но они меня даже не слышали. И почему-то только в этот момент я заметила, как они похожи. Они продолжали бороться, пока вдруг не появилась моя мама. Не знаю, как она там оказалась. С невероятной силой, которой обладают только матери, она с легкостью разняла их.

Правой рукой она взяла за шиворот одного, а левой другого.

– Прекратите вы, оба. – В ее голосе не было злости, только грусть. Мне показалось, что она сейчас расплачется, но моя мама никогда не плачет.

Они тяжело дышали и не смотрели друг на друга, но у всех троих было что-то общее. Они знали то, чего я не знала. А я просто стояла там, как сторонний наблюдатель. Как тогда, когда я пошла в церковь вместе с Тейлор, и все знали слова молитв, а я нет. Все крестились и молились, а я стояла там, как непрошеный гость.

– Вы все знаете, да? – спросила мама, отпуская их.

Джереми всхлипнул, он сдерживался, пытаясь не заплакать. Его лицо покраснело. Конрад, напротив, был безразличен. Как будто его здесь и не было.

Но тут его лицо прояснилось, и он будто превратился в восьмилетнего мальчика. Я обернулась и увидела, что в дверях стоит Сюзанна. На ней был белый хлопковый халат, и она выглядела очень слабой.

– Мне очень жаль, – грустно и беспомощно произнесла она. Она неуверенно подошла к мальчикам и протянула к ним руки. Джереми сразу склонился к ней, и несмотря на то, что он был намного выше ее, сейчас он показался таким маленьким. Он испачкал кровью ее халат, но они не отпускали друг друга. Он не плакал так с тех пор, как Конрад случайно прихлопнул ему руку дверью, а это было очень давно. В тот день Конрад ревел так же сильно, как и Джереми, но сегодня он не плакал. Он позволил Сюзанне гладить себя по голове, но не плакал.

– Белли, пойдем, – сказала мама и взяла меня за руку. Она давно так не делала. Я, как маленький ребенок, последовала за ней. Мы поднялись в ее комнату. Она закрыла дверь и села на кровать. Я села рядом с ней.

– Что происходит? – спросила я, запинаясь и пытаясь отыскать ответ у нее на лице.

Она взяла мои руки в свои и крепко сжала их, будто это она ждала от меня ответа.

– Белли, болезнь Сюзанны вернулась.

Я закрыла глаза. Я слышала шум океана, будто держала раковину у уха. Это неправда. В эту секунду я была где-то, но только не там. Я плавала под звездным небом, сидела в школе на уроке математики, каталась на велосипеде на заднем дворе. Меня здесь не было. Ничего не было.

– О, зайка, – вздохнула мама. – Открой глаза. Мне надо, чтобы ты меня выслушала.

Я не открою глаз. Я не буду слушать. Меня вообще здесь нет.

– Она плохо себя чувствует. И уже довольно давно. Рак вернулся. И на этот раз он еще более агрессивен. Он распространился на печень.

Я открыла глаза и вырвала руки из маминых ладоней.

– Перестань. Она не больна. С ней все хорошо. Это же Сюзанна. – Лицо у меня было мокрым. Я даже не поняла, когда начала плакать.

Мама кивнула:

– Ты права. Это Сюзанна. Она делает все по-своему и не хотела, чтобы вы об этом знали. Она хотела, чтобы это лето было идеальным. – Мама подчеркнула слово «идеальным». На глазах у нее тоже выступили слезы. Она притянула меня к себе и крепко обняла.

– Но они знали, – захныкала я. – Все, кроме меня, знали. Только я не знала, хотя люблю Сюзанну больше всех.

Это не так, и я это прекрасно понимаю. Конечно, Джереми и Конрад любят ее больше всех. Но я испытывала то же чувство. Я хотела сказать маме, что это ничего не значит, что у Сюзанны уже был рак и она его победила. Она снова поправится. Но если я произнесу это вслух, тогда получится, что я как бы признаю, что у нее снова рак, что все это происходит на самом деле. А я не могла этого сделать.

Ночью я лежала в кровати и плакала. У меня все болело. Я открыла все окна в своей комнате и лежала в темноте, слушая шум океана. Мне хотелось, чтобы волны унесли меня с собой навсегда. Я думала, так ли чувствуют себя сейчас Джереми и Конрад. И мама.

Чувствуют ли они, что приближается конец света и уже ничего и никогда не будет таким, как прежде.

Когда мы были маленькими и в доме было полно народу – наш папа, мистер Фишер, еще какие-нибудь гости, – мы с Джереми делили одну кровать, так же как и Стивен с Конрадом. Мама приходила подоткнуть нам одеяла. Мальчики притворялись, что они уже слишком большие для этого, но я уверена, что им это нравилось, так же как и мне. Я чувствовала себя уютно, как в коконе, словно огромное буррито. Я лежала и слушала музыку, доносившуюся снизу, мы с Джереми шепотом рассказывали друг другу страшные истории до тех пор, пока не засыпали. Он всегда засыпал первым. Я пыталась растормошить его, но это никогда не получалось. Это был последний раз, когда я чувствовала себя в полной безопасности. Тогда все было хорошо и спокойно.

В тот день, когда мальчики подрались, я постучалась к Джереми.

– Входи.

Он лежал на кровати, закинув руки за голову и смотрел в потолок. У него были мокрые щеки и глаза. Правый наливался фиолетово-серым и уже начинал опухать. Как только он увидел меня, он вытер слезы.

– Можно к тебе?

Он сел.

– Да, конечно.

Я подошла к нему и села на край кровати, облокотившись на стену.

– Мне жаль, – начала я.

Я репетировала, что скажу ему и как именно скажу, чтобы он понял, насколько мне жаль. Но я расплакалась, и все пошло насмарку.

Он наклонился ко мне и неуклюже сжал мое плечо. Он не смотрел на меня, и от этого было легче.

– Это нечестно, – сказала я и разрыдалась.

– Я все лето думал о том, что оно может стать последним. Ты же знаешь, это ее любимое место. Я хотел, чтобы все было идеально, но Конрад все испортил. Он сдался. Мама беспокоится о нем, а это последнее, что ей сейчас нужно. Помимо отца он самый эгоистичный человек, которого я когда-либо знал.

Я подумала о том, что Джереми тоже страдает, но не сказала об этом, потому что ему это ничем не поможет. Поэтому я просто проговорила:

– Лучше бы я обо всем знала. Если бы я знала, все было бы по-другому.

Джереми покачал головой:

– Она не хотела, чтобы ты знала. Она никому не хотела говорить. Она хотела, чтобы все было как раньше, поэтому мы притворялись. Ради нее. Но я хотел тебе рассказать. Тогда, наверное, было бы легче.

Он потер глаза воротником футболки. Я видела, как он сдерживался, старался быть сильным.

Я наклонилась и обняла его, он задрожал, казалось, что-то в нем сломалось. Он заплакал, сильно, но тихо. Мы вместе плакали, наши плечи дрожали от того груза, что на нас свалился. Мы проплакали довольно долго. Когда слезы кончились, он отстранился от меня и вытер нос.