Цена предательства - Александр Тамоников

— Я, командир, при выполнении боевых задач не пью, и вы это прекрасно знаете! И «Marlboro» не курю, не на что, не заработал еще!

— Все, хорош базарить, выполняю требование!

Через несколько минут Антон поднял пакет с бутылкой водки и блоком сигарет. Внес все в комнату.

— Я же не требовал ни водки, ни сигарет, товарищ капитан, — заметил солдат.

— Ты еще сдай меня насчет водки! Ты когда вечером пережрешь, похмелиться хочешь?

— Да я вообще не пью!

— Это пока молодой! А я вот болею после перепоя, мне похмелиться нужно, понял? И куришь ты что?

— «Приму».

— Ну вот видишь? Какой ты, к черту, террорист, если «Приму» куришь?

Сергей достал две пачки, одну бросил Владимиру, остальное — Петрушину.

— В газетах сообщат про твою «Приму», засмеют ведь, так что держи марку, кури «Marlboro», пока есть такая возможность!

Сам Антон открыл водку, отпил почти половину, закурил. Петрушин вдруг спросил:

— Зачем вы пришли?

— Я же сказал, обсуждать условия твоего освобождения!

— Моего освобождения? От кого?

— Не от кого, а от чего. От собственной твоей глупости!

— Я могу выстрелить.

— Знаю, но прежде ответь мне, — после изрядной доли спиртного Антон чувствовал себя значительно лучше, — зачем ты потребовал вертолет и деньги? Ну деньги понятно, а вот вертолет зачем?

— Чтобы улететь отсюда!

— Логично. Позволь узнать, куда? В Чечню?

— Зачем в Чечню? Чего я там не видал? В тайгу!

Антон изобразил крайнее удивление:

— В тайгу??? Но тогда вернемся к деньгам, зачем тебе в тайге деньги?

— Это мое дело!

— Понял. Твое так твое! Эту тему закроем. А с чего ты решил дернуть из части? Неужели из-за денег?

— Это тоже мое дело.

— Э, нет, браток. Вот это и мое дело тоже. Меня же после твоего побега сразу с должности снимут. Должен же я как-то оправдаться? Или я причинил тебе зло, что ты в отместку так решил меня подставить?

— Вас я не хотел подставлять!

— Хотел, не хотел, но подставил. Так что разъясни ситуацию.

Солдат закурил импортную сигарету, с непривычки закашлялся.

— Ладно, скажу! Девка моя. Галька, в деревне, замуж за фермера собралась. А обещала ждать! Я люблю ее!

— А она? — спросил Владимир.

— Что она?

— Она тебя любит?

Петрушин вздохнул:

— Говорила, что любит!

— Понятно! — Антон сделал еще несколько глотков. — Скажу тебе, Коля, дурак ты! Кто же бабам верит?

Ты, извини за вопрос, перед армией переспал с ней?

— Да!

— Еще больший дурак! Она же бабой стала! Ей теперь мужик нужен. По-любому! А не тронул бы, глядишь, и ждала бы тебя девочкой по-тихому, мужской ласки не зная, а значит, и не испытывая в ней потребности. А ты влюбился и сразу полез на нее, да еще перед армией. Как хочешь воспринимай мои слова, но ты, Коля, дурак! Но можешь утешиться тем, что не один ты такой, далеко не один! Вот у меня какая любовь была? Что ты! Как в романе приличном, но это пока все шло хорошо. А когда подранило меня в Чечне, она и упорхнула к одному своему школьному товарищу, «новому русскому». Обидно, Коля, стало, слов нет, думал застрелиться, в натуре тебе говорю. А потом решил, нет! Посмотрим сначала, как у них жизнь сложится? Признаюсь, переживал, но ничего, отпустило понемногу. А дальше ее нувориша…

Петрушин не понял слова, произнесенного Антоновым, переспросив:

— Кого?

— Нувориша! Ну это так называют тех, кто быстро разбогател. Так вот, нового муженька моей бывшей супруги кто-то грохнул за дела их. Моя в обратку было, прости, мол, Сереженька, а я ни в какую! Умерла так умерла!

Теперь она возле мамы своей трется вместе с чуханом каким-то, а я, как видишь, орлом хожу. Свободен я, Коля, и свободу эту больше ни на какую бабу не променяю. Вот так-то! А ты из-за бабы под пулю лезешь! Нет чтобы отслужить, приехать домой с медалью и почетом, все же в Чечне был.

— Я в Чечне не был!

Антонов успокоил солдата:

— Не волнуйся, туда бы ты попал точно! Так вот, вернулся и зажил бы как захотел. Свободно. А они, невеста твоя с фермером этим гребаным, пусть посмотрели бы на тебя. Ты думаешь, ферма — это тебе казино? И деньги рекой в карман льются? Как бы не так. На ферме пахать, Коля, надо. А ты бы во власть махнул, в ту же ментовку, участковым хотя бы. И сношал бы мозги этому фермеру.

Посмотрел бы, как она, твоя ненаглядная, тогда запела бы. А рядом девок куча! Выбирай любую. За героя всякая пойдет! А ты задумал какую-то херню, только себя и меня позоришь.

Беглец возразил:

— Ага! Отслужишь! Теперь мне одна дорога, если сдамся, в тюрьму!

— Ну так и в тюрьму! Дадут полгода дисбата, и все! Зато, знаешь, Коля, как фермер тебя бояться будет, когда узнает, что ты дисбат прошел?

— Дисбат за то, что я сделал? Нет, лет пять впаяют, точняк, — вновь тяжело и как-то обреченно вздохнул Петрушин.

— Да ладно тебе, — продолжал натиск Антон, — за что тебе пять лет? Сам сдался, никому вреда не причинил, в самоходе — считанные часы, дезертирства не повесят. Остается только хищение оружие, но это же в состоянии аффекта, вызванного сообщением из дома. И в конце концов сдашься-то ты сам, можно сказать, вернешься с повинной. Нет, Петрушин, по-моему, даже дисбата тебе не видать! Хотя поговори с прокурором, — спохватился Антон, — у нас же связь с ним! Набрать номер, он тебе все популярно и объяснит, а?

— Наберите!

Сергей соединил солдата с военным прокурором гарнизона. Они о чем-то долго разговаривали, вернее, говорил прокурор, Петрушин больше слушал.

Наконец солдат отключил телефон.

— Ну и что тебе сказали? — спросил Антон, сделав знак Бережному приготовиться. Еще неизвестно, какое будущее обещал прокурор солдату и не толкнет ли этот разговор Петрушина на агрессивные действия?

— Сказал, что если добровольно вернусь в часть, то могу отделаться и административным наказанием, в порядке исключения.

— Ну вот! А ты — пять лет, вертолет, деньги. Свобода, она, брат, дороже всего, запомни это! А твоей неверной невесте я лично письмо напишу, где отмечу тебя, как геройского парня, выполняющего сложнейшие задания в тылу чеченских боевиков. Пусть сравнит со своим фермером!

Петрушин засомневался:

— А прокурор не обманет?

— Нет!

— И вы напишете письмо?

— Сказал же? Ну давай автомат, и пойдем отсюда.