"Подводный волк" Гитлера. Вода тверже стали - Вильгельм Шульц

— Ну-ну… А Зигфрид наш Wurstkapitän?..

— Да нет, там все нормально… У них любовь. — Рёстлер, уже изрядно набравшись коньяку, сделал жест рукой с рюмкой, который, видимо, должен был означать «Так оно и есть!», в ответ на удивленный взгляд командира флотилии. — Точно тебе говорю.

— Значит, скоро фрау Лутц станет фрау Ройтер?

— Не будем торопить события. Тем более тут траур, все такое… Наконец, это просто неприлично. Ну подождите хотя бы год. Ну ладно — полгода…

— За полгода с этим сумасшедшим можно остаться соломенной вдовой, — ухмыльнулся Кохауш. — М-да… — процедил он. — «Погиб за родину и фюрера»… Мы потеряли 556-ю. Вот Герберт действительно погиб.[75]

— Слава героям! Да здравствует фюрер! — выкрикнул Рёстлер и опрокинул коньяк себе в рот.

— Слушай, Ганс, ты, говорят, всегда все знаешь. Что сейчас происходит на востоке?

Рёстлер склонил голову набок и поднял брови, очевидно, желая сказать: «Мало ли кто что про меня говорит»…

— На востоке? На востоке пока все идет гладко. Даже слишком гладко. Не по душе мне затеи, которые так начинаются… В 14-м у русских тоже все началось гладко в Восточной Пруссии. А чем закончилось?..

— Умеешь ты настроение создать… — мрачно заметил Кохауш.

— Ладно, брось. Доверься дару предвидения фюрера. Он хоть раз ошибался за все это время?

В этот момент со стороны угольного пирса послышались странные звуки, как будто удар гигантского хлыста сотряс воздух. Дальше за горой засверкали зелено-голубые молнии, контур ее осветился ярким, слегка подрагивающим заревом, похожим на свет электросварки. Через мгновение все прекратилось. Холм с зенитной батареей погрузился в полумрак наступающей ночи, а наутро ничто, кроме обугленных фанерных конструкций, не напоминало о том, что здесь когда-то находился самый мощный военный корабль современности. Французы еще долго потом воровали фанеру оттуда, чтобы закрывать ею выбитые бомбежками стекла.

Спасение флагмана обернулось для Ройтера дубовыми листьями к рыцарскому кресту, досрочным оберлейтенантом, предложением перейти на работу в штаб и очередным предложением вступить в партию. И главное — естественно, при всем этом держать язык за зубами. В приказе о «дубовых листьях» значилось «За образцовое выполнение особо секретных операций и проявленные при этом мужество и героизм». Теперь не оставалось никого, у кого его кандидатура вызвала бы возражения, как это было в Киле, еще тогда, зимой 39-го. Тогда с отводом выступил не кто-нибудь, а Гюнтер Прин. Его аргументация была железобетонной: слишком мало во флоте, слишком мало в деле, слишком независим, слишком легкомысленен, слишком, слишком… «На самом деле, он мне не может простить тот траулер», — был уверен Ройтер. Эта ржавая консервная банка встала между ними яблоком раздора. Ведь не будь этого тральщика, получалось, что это Прин, а вовсе не Ройтер, открыл счет Кригсмарине в этой войне. А сейчас — мечты начали сбываться. Даже несколько быстрее, чем надо было.

Вероника, отплакав положенное, смирилась со своей участью. А она была, если поразмыслить, не так уж и плоха. Во всяком случае, Эрика бы с ней охотно поменялась. Ну какой женщине не хотелось бы, чтобы из-за нее стрелялись? (Надо же! Заморыш — заморышем, мышь серая, а Ройтера окрутила в два счета, может, она ведьма? Надо бы на нее написать куда следует, жалко — время не то…) Майор не оставил практически никакого наследства, как выяснилось, он поигрывал на скачках. Вопрос о пенсии тоже повис в воздухе. Так что опека Ройтера была более чем кстати. А на что еще может рассчитывать бедная девушка на Тортуге? Либо быть любовницей капитана, либо кого угодно. Второго не хотелось.

* * *

Срочная командировка в Страсбург. Это можно было считать даже отпуском. Санаторий практически. Живописный берег Рейна, центр виноделия… Веронику только вот не разрешили с собой брать… С ним работали не более 10 минут в день. То есть 10 минут он сидел в кресле, обклеенный электрическими датчиками, и пытался вызвать у себя состояние «просмотра кинофильма», как он это для себя называл. Это удалось не сразу. Но все-таки удалось. Он загнал себя в какую-то серую мглу, так, что слышен был только голос штурмбаннфюрера, сидевшего за аппаратом.

— Кажется, получилось. Ройтер, постарайтесь следовать моим рекомендациям и отвечать на мои вопросы.

— Я готов.

— Итак, сегодня 31 августа 1941 года. Постараемся перенестись на 45 лет вперед.

Ройтер попытался как-то двинуться в этой серой мгле, но остался на месте. «Задавайте конкретные вопросы!» — вспомнил он раздраженный голос парижского прорицателя Ланса.

— Сформулируйте вопрос предельно конкретно, — выдавил Ройтер. — Время, место…

— Берлин. Время, ну пусть будет 21 час…

Что-то странное случилось. Ройтер качнулся, и серая мгла начала рассеиваться. Он как будто плыл над облаками. Эти облака постепенно расступались перед ним и делали контуры окружающего четкими и ясными. Он оказался на мостике большого парохода. Страха не было. Он не думал, что может «не вернуться», тем более, что голос все время следовал за ним.

— Оберлейтенант, опишите, что вы видите.

— Я на мостике гражданского парохода. Похоже, это пассажирское судно «Берлин». Да. «Берлин». Точно. Следую курсом 160 со скорость восемь узлов. Справа по борту вижу ходовые огни грузового судна. Идентификации не поддается. Судно необычной конструкции порядка 28–30 тысяч тонн.

— Опишите местность, если это удается.

— Очень темно. Ночь. «Берлин» движется вдоль берега. На берегу редкие огни. Местность гористая. По пеленгу 208 вижу створный маяк.

— Что вы делаете? Есть у вас способность влиять на ситуацию?

— Боюсь, что нет. Я не капитан. Капитана на мостике нет… Нет капитана на мостике… Значит, получается, капитан — я. Нас пытаются таранить.

Курс 155 градусов! Курс 150! Курс 140!

Сильный удар в правый борт! Прямо в центр под вторую трубу. Отключилось электричество. Крен на правый борт градусов 60! Дифферент на корму.

Ройтер как будто вынырнул из темной глубины в яркий день. Он тяжело дышал, с него градом катился пот. Санитар вводил что-то в вену.

— Глюкоза, — объяснил штурмбаннфюрер.

— Ну как вы?

— Голова просто раскалывается… Что-то удалось получить?

— Что-то удалось… А что это было, еще предстоит разобраться. Вы не сможете вспомнить судно, которое вас таранило?

— Нет, — Ройтер покачал головой. — Бак очень похож на «Нельсона», только без орудий. По размерам сопоставимо с танкером. Что это может быть — понятия не имею…[76]