Вечный поход - Сергей Вольнов

И совсем не хотелось думать об обратном — о какой-нибудь части тумена, прижатой врагами к этому краю поля.

…Как ни ждали — у многих тенькнуло в висках, когда из-за прерывистой линии дальних закатных холмов, что приковали к себе взгляды тысяч нукеров, на пологий склон высыпало около полусотни дрожащих точек.

Разведчики!

Судя по неясно долетавшему шуму, они уже не хоронились. Напротив, с улюлюканьем неслись во весь опор к своему войску, давая понять — враг идёт по пятам!

Скачущие точки на глазах росли, превращались в крохотных всадников.

Хасанбек последним взором окинул поле грядущей битвы и заспешил в ставку — то самое место, где Чёрный тумен встретил разъезд разведчиков. Подъём был пологим, однако не настолько, чтобы пускать коня в галоп. Да и время покуда позволяло — уходящие от врага разведчики находились на половине расстояния к ручью.

Он внимательно осматривал ряды своих войск, уже выстроившиеся на указанных местах. По старому монгольскому обычаю тумен был разделен Хасанбеком на три части. И не было никакой нужды отказываться от боевого опыта предков.

Кэль, во главе которого был поставлен командир второй тысячи Мунтэй, разместился в начале склона, немного левее и ниже ставки Великого Хана. Эта основная часть войска включала в себя четыре тысячи — вторую, третью, седьмую и десятую — и была выстроена соответственно в четыре колонны, причём третья тысяча заметно выдавалась вперёд из общего строя.

Джун-гар, под началом самого опытного тысячника — командира пятой тысячи Мурада, состоял из четвёртой, пятой и девятой тысяч, которые были смещены влево и вперёд, расположившись ближе к середине склона.

Практически примыкая к центру войска, правее его, располагался корпус барун-гар, которым командовал тысячник Шанибек, державший свою шестую тысячу скорее в походном, нежели в боевом построении.

Хасанбек, приближаясь с вражеской стороны к своим воинам, пытался смотреть на них глазами неприятеля. И натыкался на слабые места… Корпус Шанибека был кричаще малочисленным, к тому же именно за ним располагалась ставка хана. Белое знамя, развевающееся над полотняным шатром, так и притягивало к себе взгляды. Именно сюда врагу надлежало наносить главный удар!

Достигнув расположения ставки, Хасанбек спешился. Бросил поводья оруженосцу, распорядился поменять коня на испытанного боевого. Доложил хану о готовности к битве. Тот одобрительно кивнул и заметил:

— Подвинь третью тысячу вперёд и выстрой шеренгами. Путь к врагу будет короче. Им сегодня и без того достанется больше всех.

Темник взглянул на посыльного, повёл бровями; тот рванул поводья, заспешил в кэль.

Первая ударная тысяча, под началом Бурхула, находилась при ставке Великого Хана, выстроившись полуподковой позади его шатра, расположенного на небольшой возвышенности. Тут же, водружённое на высоком шесте, уверенно развевалось Белое Девятиножное Знамя, чтобы гений-хранитель Сульдэ, вселившийся в святыню, мог лучше видеть ход сражения. Знамя неспешно колыхалось в ленивых потоках горячего ветра и оттого казалось, что изображённый на полотнище кречет застыл в воздухе, завис над ставкой, перебирая подрагивающими крыльями.

— Чует славную битву, — после долгого давящего молчания сказал Чингисхан. Он стоял в своём синем халате, расшитом золотом; халат был накинут поверх лёгкой, но очень прочной кольчуги работы старого дамасского мастера. — Командуй, Хасан. Да хранит тебя Небо! Вперёд! Начнёшь по своему сигналу… А я буду молить Сульдэ о нашей победе.

Хасанбек почтительно поклонился Повелителю. Удивившись про себя, каким молодым задором пылает ещё недавно угасший взгляд хана. Надел шлем, поправил доспехи и снаряжение, пришпорил верного скакуна, правя в кэль. Там уже, выполнив последнее указание, центральную часть поля перегородили всадники третьей тысячи — выстроились несколькими шеренгами, закрывая собой готовые к удару три колонны панцирных конников. Появление Хасанбека было встречено сдержанным одобрительным гулом, прокатившимся по всему корпусу.

Нойон выехал перед строем всадников, готовящихся к атаке в самом первом порыве, впился взглядом в горизонт. И словно окаменел, не в силах отвести взор.

Сколько вечностей кануло в этом ожидании? Всё в этом подлунном мире для него умерло. В подлунном…

«…кто сказал, о Великий Хан… что ты в подлунном мире?»

Хасанбек вспомнил эти недавние слова Кусмэ Есуга. И не смог ответить себе: когда же, действительно, он в последний раз видел луну? По всему выходило, после Облачных Врат ни разу не пялилось на него с небес её жёлтое око!

«Гнать, гнать мучительные думы, не время и не место…»

Глаза его слезились от напряжения.

Сначала Хасанбеку померещилось, что далёкая линия холмов расплылась. Он прищурил глаза, потом протёр их. Не помогло. Напротив — окоём зашевелился, задвигался. Казалось, там, на противоположном краю поля, — земля начала оживать! Да ещё и заворачиваться, скручиваться навстречу монголам, как огромная войлочная подстилка.

Линия потолстела. Холмы уже шевелились вовсю.

«Враг!!!»

Из-за невидимого предела, сначала густеющей прослойкой между небом и землёй, а потом шевелящимся ковром на склоны стали сползать первые отряды неведомых воинов.

Темник подал знак и все дунгчи тумена извлекли из труб тревожные пронзительные звуки: «Вижу врага!.. Вижу врага!.. Полная готовность!.. Ждать!.. Вижу врага!.. »

Трубам отозвались лошади. Заржали коротко, заплясали под седоками. Почувствовали надвигающуюся угрозу.

И промолчали в ответ трубам люди. Заёрзали, врастая в сёдла, устраиваясь поудобнее. Сжали крепче поводья, принялись поправлять и без того ладно сидящие доспехи.

А холмы уже полностью залила людская лава. И этому потоку пехоты, казалось, не будет конца.

Павсаний вполголоса выругался.

Всё это поразительно смахивало на Граник. На самую первую большую битву Александра в Малой Азии. Неужели история повторяется? Ежели так, то ничего хорошего Павсаний от этого не ждал, будучи убеждён — любое повторение даётся богами только в том случае, если кто-то не усвоил, а может быть, даже и не заметил урока, преподанного небом. Да-да, именно на Граник… На ту неизвестную до поры строптивую реку, на правом берегу которой и случилась памятная бойня. Сейчас роль реки играл широкий ручей в пологой низине, во всяком случае издалека эта полоска воды выглядела именно так.

Павсаний закрыл глаза и вызвал из памяти давнюю, но врезавшуюся навсегда картину, когда они с марша упёрлись в водную преграду. На противоположном берегу, крутом и обрывистом, выстроилась персидская конница.

Рельеф местности не позволял видеть глубину конной армады, и казалось, что вся равнина на том берегу была покрыта бесчисленными всадниками. Правда, по левую сторону от илы, которой тогда командовал Павсаний, за персами просматривались плотные ряды гоплитов. Изменники! Греческие пехотинцы-наёмники… Македонские воины тогда совершили невозможное — атаковали, практически с ходу, огромнейшее войско! И не только атаковали, но — победили. Преодолели бурную реку под градом вражеских стрел, взобрались по крутому склону, рассеяли правый фланг персов…