Маска Атрея - Эндрю Джеймс Хартли

Многие черные считали, что никогда не попадут на фронт, разве что поварами или обслугой. Ситуацию изменили массовые потери танковых экипажей после высадки в Нормандии. Так мой отец и его товарищи оказались во Франции. Однако многие белые командиры относились к ним как к трусам, непригодным к службе, — в ее голосе снова зазвучала горечь, — хотя те белые, кто работал рядом с ними, всегда восхищались семьсот шестьдесят первым батальоном за отвагу и решительность под огнем. Даже когда они умирали, защищая свою страну, эта страна не хотела их знать.

Тони откинулась на спинку стула и перевела дыхание, успокаиваясь.

Дебора молча смотрела и слушала, боясь нарушить хрупкое перемирие.

— В общем, — снова заговорила Тони, — пока всё уносили, грузовик и ящик в нем охранял этот тип из военной полиции, настоящий южанин, который совершенно четко выразил свои чувства, назвав танкистов в лицо «черномазой бандой». Мол, за черными нужен глаз да глаз, иначе все сопрут. На вопрос, что в ящике, офицер вытащил пистолет и заявил, что пристрелит любого, кто приблизится.

Танкисты ушли к машинам, но отец вернулся. Минуты через две Моррис услышал выстрел, потом еще два. Затем пришел полицейский и сказал, что один из немцев оказался жив и застрелил отца. Все понимали, что это ложь, однако понимали и другое: любой протест с их стороны приведет к аресту, а то и хуже.

Шли годы. Моррис был последним, кто остался в живых из экипажа. Четыре недели назад умер от рака и он...

Дебора почувствовала, что это еще не все.

— Но, — Тони подалась вперед, — он сказал, что отец увидел в этом ящике какую-то «дичь», нечто, о чем не хотел говорить, пока не разглядит получше. И убили его в тот день не просто из-за ненависти к черным. Вот почему я бросила работу — чтобы подобраться к содержимому ящика поближе. Вот почему я сейчас здесь с тобой.

Некоторое время Дебора молчала.

— Помнишь, в ту ночь, когда погиб Ричард, возле музея убили какого-то бродягу? — спросила она.

Тони кивнула:

— Полиция говорит, что это не связано.

— Возможно, и не связано. Но есть один момент. Я говорила с его дочерью. Он был русским и, заметь, служил в КГБ... или организации, которая потом стала КГБ.

— А что он делал в Атланте?

— Точно не знаю, — сказала Дебора, — но начинаю думать, что он охотился за тем самым ящиком, который твой отец увидел в кузове немецкого грузовика.

Глаза Тони расширились, потом сузились почти так же выразительно.

— У него было с собой письмо, — продолжала Дебора.— Большая часть его сильно повреждена, но там упоминаются некие «останки», которые, по мнению отправителя письма, так и не попали по назначению, в город в Германии, который называется Магдебург. Не удивлюсь, если он находится прямо на границе с Швейцарией. Допускаю, что то были останки человека, может быть, и впрямь самого Агамемнона. И твой отец не дал их вывезти.

Русские забрали из Берлина множество древностей и не намерены их возвращать. Однако самый большой, самый богатый, самый легендарный клад из всех ускользнул у них между пальцев. Пятьдесят лет спустя они все еще его ищут.

Обе надолго замолчали. Где-то раздался сигнал автомобиля, доносились громкие греческие разговоры, смех... Женщины почти ничего не слышали. Они сидели неподвижно, глядя друг на друга.

Несмотря на их напряженные отношения в Штатах и факт, что всего час назад Тони держала Дебору на прицеле, женщины мирно вместе перекусили. Более того, между ними выковалось некое молчаливое и неожиданное единство, не сводившееся к тому, что обе они американки (и притом далеко не средние) в чужой стране. Обе пытались осмыслить потерю и трагедию; пытались — надо признать откровенно — без особого успеха.

Дебора рассказала Тони все: о Ричарде, Маркусе, своих письмах Кельвину (правда, не упомянув об их неуверенном флирте, если это вообще был флирт) и таинственном предупреждении, полученном перед покушением на ее жизнь в Акрокоринфе. Рассказала все, что знала о теле Агамемнона, о неоднозначной репутации Шлимана как археолога, об МВД, даже о проклятой носовой фигуре, чей снимок в газете привел в движение столь многое из произошедшего.

— И этот самый Маркус исчез? — спросила Тони.

— Похоже на то, — ответила Дебора. — Я не смогла связаться с ним ни в Коринфе, ни в Афинах. Кто его знает, вполне мог покинуть страну.

— Думаешь, это он пытался убить тебя вчера?

— Не он лично, в этом я уверена. — Дебора прищурилась. — Он ли организовал... не знаю. Вряд ли — не понимаю, чего бы он этим добился. Правда, я вообще не понимаю, кому нужно меня убить.

Возникла еще одна заполненная размышлениями пауза, а потом Тони задала вопрос, висевший в воздухе с того момента, как они начали обмениваться информацией:

— И что теперь?

Дебора покачала головой. Она не имела ни малейшего представления.

— Я готова возвратиться. Не вижу, что еще тут можно сделать. А ты?

— Ну, я собиралась тебя застрелить, — улыбнулась Тони. — На самом деле идея по-прежнему заманчивая. Я не знаю, кто будет главным в музее, но другого такого въедливого начальника им не найти.

— Спасибо, — улыбнулась в ответ Дебора.

— Может, пойдем прикупим чего-нибудь? — Тони сверкнула улыбкой, помолодев сразу лет на десять, и покосилась на магазин через улицу. — Больше меня утешает только церковь. Как у тебя с сувенирами?

— Ничего не купила, — нехотя признала Дебора. — Конечно. Какого черта.

Расплатившись, они направились к магазину «лучших в Греции копий древностей» и, уныло переглянувшись, вошли. Как ни бодрись, обе понимали, что их расследование закончилось пшиком. Походом в сувенирную лавку.

В дверях они застыли. Огромное помещение — размером с самолетный ангар, — и каждый дюйм заполняли полки, витрины и ковры. Дебора глазела на все сразу: мраморные и гипсовые статуи всех размеров, миниатюрные вазы, кубки и амфоры, кикладские скульптуры (вроде тех, что напоминали о Муре и Пикассо в Национальном археологическом музее), классические красно-черные урны, украшенные мифологическими сценами; бронзовые сфинксы и колесничие, сделанные по образцу подлинников из Дельф, бычьи головы и секиры, базирующиеся на критских оригиналах, самые разные изделия — бронзового века и античные, — выполненные в самой разной технике; кое-что — вульгарные дешевки для туристов, кое-что — копии музейного качества.

Тони взяла маленького бронзового Приапа и ухмыльнулась.

— Эти греки довольно высокого о себе мнения.

Дебора почти не слышала ее. Мысли мчались вперед, глаза изо всех сил старались угнаться за ними. Ноги спешили за глазами, и на мгновение она забыла о боли в лодыжке.

На дешевки она не обратила внимания. Даже вещи среднего качества, хорошо выполненные и прекрасно подходящие для сувениров, за которыми они сюда и зашли, почти не привлекли внимания. Взгляд был устремлен на верхние полки, где стояли предметы, которые вполне смотрелись бы и в Национальном археологическом музее и неподлинность которых Дебора могла бы определить только по ценникам. Потому что особенными их делала не просто точность исполнения. Они казались старыми, словно их только что извлекли из земли. Горшки, блюда, даже бронза — все они выглядели так, словно им тысячи лет. Более того, Дебора была убеждена, что некоторые из них совсем даже не копии, а скорее новые предметы, созданные под впечатлением от древних. Ничего подобного в многочисленных сувенирных лавках Афин или Коринфа она не видела. Впервые она нашла что-то подобное вещам, хранившимся за книжным шкафом в спальне Ричарда.