Аэций. Клятва Аттилы - Алекс Тавжар

Ильдика встала с постели, оделась, проверила, не проснулся ли сын, и, убедившись, что не проснулся, выскользнула за дверь.

Надеялась увидать аттилу и действительно встретилась с ним в сенях.

* * *

Карпилион поприветствовал её первым.

— Хорошо, что ты встала так рано, — произнес он как ни в чем не бывало. — Я хотел с тобой посоветоваться.

— О чем? — спросила Ильдика и посмотрела на него каким-то особенным улыбчивым взглядом. Нет, он помнил, что провел эту ночь у неё в постели, но на трезвую голову страсти слегка улеглись, и отношение к ней повернулось вспять, как река, которая потекла в обратную сторону и вернулась в прежнее русло.

— У меня тут одно письмо, — ответил Карпилион. — Получил его, правда, не я, а подставной аттила, но предназначалось оно именно мне.

Письмо

Ильдика повертела его в руках. Понюхала. Передернула плечами.

— Не понимаю, что в нем написано. Символы вроде римские, а слова чужие и непонятные.

— Так и есть, — усмехнулся Карпилион. — Символы действительно римские. А слова из норского обихода. Кто-то сказал этой девушке, что я понимаю по-норски, и она написала письмо на знакомом мне языке.

— На знакомом? А с ней ты знаком? — переспросила Ильдика. Она всегда переспрашивала, если что-то её беспокоило.

— Совсем не знаком, но слышал о ней, конечно, — ответил Карпилион. — Судя по подписи — это Гонория, сестра императора Валентиниана.

— И что она хочет?

— Пишет, что подвергается притеснениям брата, и просит помочь. — Карпилион показал Ильдике золотое колечко с рубиновым глазком. — Вот это было в письме. Гонория предлагает жениться на ней и забрать в приданое половину Западных Римских земель. Ну, что ты смотришь такими глазами? Это союз правителей, а не любовный союз.

— Наверное, она уродина, раз так дорого себя продает, — проговорила Ильдика, кусая губы.

— Напротив. Насколько я знаю, она красива, — улыбнулся Карпилион. — Об этом я и хотел посоветоваться. Жениться на ней или нет.

— Раньше ты говорил, что у тебя достаточно жен.

— Достаточно, но среди них ни одной христианки. Гонория будет единственной. Женитьба на ней не нарушит ничьих законов, но позволит мне стать соправителем её брата.

У Ильдики разом померкли глаза.

— Ты уже все решил, не так ли?

— Решил, — ответил Карпилион, становясь серьезным.

— А как же я? Уедешь к ней, и больше я тебя не увижу?

«Ты поступила так же. Уехала с братом, а не со мной», — подумал Карпилион.

— Женитьба на Гонории — не единственная причина, — ответил он на вопрос. — Я получил известие, что человек, из-за которого погиб мой отец, находится в Галлии. Туда и направлюсь. А заодно проведаю Норик. Я родился на той земле, но никогда там не был.

— У тебя в голове одно только прошлое, — вырвалось у Ильдики. — Из-за него ты воюешь, воюешь и воюешь. Неужели тебе не нравится спокойная мирная жизнь?

— Спокойная жизнь невозможна, пока под боком у нас имперцы. Из-за того, что я с ними воюю, они не воюют на нашей земле. Нас давно бы поработили, не держи я их в страхе.

— Разве ты не можешь договориться с ними как-нибудь мирно?

— После того, как они убили моего отца?

Ильдика, видимо, поняла, что решения он не изменит.

— Присылай нам весточки, ладно? Не забывай, что здесь у тебя остаются друзья, — проговорила тихо и так печально, что поневоле тронула сердце.

— Не забуду, — ответил Карпилион и притянул Ильдику к себе.

450 г. Равенна

— Матушка! Матушка! Помогите мне! Защитите!

В спальню августы Галлы Плакидии вбежала её тридцатитрехлетняя дочь Гонория. Обычно самоуверенная и сдержанная, она была сама не своя от страха. Черные в кольцах волосы прыгали по плечам. На тонких скулах играл румянец. Ярко очерченные, выразительные, как у матери, глаза были расширены от ужаса.

— Что с тобой? Кто тебе угрожает? — спросила возлежавшая на постели Галла Плакидия.

— Валентиниан! Он хочет меня убить! — воскликнула Гонория и кинулась к матери, не замечая, что той тяжело дышать. Галла Плакидия не вставала с постели вот уже несколько дней, но крики испуганной дочери придали ей сил, и она протянула служанкам руки, чтобы те помогли подняться. Стайка заботливых девушек тут же слетелась к своей госпоже. Придерживая под локти, августу поставили на пол. Прибрали волосы золотой диадемой. Застегнули шелковую накидку у шеи.

— Подожди меня здесь, — сказала Галла Плакидия дочери, но не успела сделать к дверям и шага, как золотые створки снова раскрылись, и в спальню вошел Валентиниан.

Он был красив и блистателен как всегда. Во всей Империи не было человека изысканнее Западного имератора. Галла Плакидия гордилась сыном — тем, как он выглядит, тем, как умеет себя держать, ведь это она воспитала его таким, взлелеяла нежный росток, который к своим тридцати превратился в великолепное дерево. В его тени августа надеялась обрести покой. Но покоя не находила. Летом в Константинополе при странных обстоятельствах не стало императора Феодосия. Галла Плакидия до сих пор пребывала в трауре. Когда-то он сомневался в её способности управлять Империей, но неизменно поддерживал Валентиниана. Сменивший его на троне выскочка Маркиан происходил из военных низов. Как бывший сенатор он был из тех, кто помогает, посылая десяток солдат вместо войска, а удачное стечение обстоятельств выставляет своей заслугой. На трон его посадила сестра Феодосия. Услышав об этом, Валентиниан был в бешенстве и с тех пор раздражался по всякому поводу.

Увидев Гонорию в спальне матери, он ринулся к ней со словами:

— Как ты могла написать аттиле? Как ты посмела?!

— А как ты посмел меня запереть?! — не осталась в долгу сестра.

— Прекратите, — попробовала разнять их августа. — Объясните, что происходит. Только без крика, — сказала она, одновременно кивнув служанкам, чтобы исчезли за дверь.

— Вот полюбуйся, — воскликнул Валентиниан, демонстрируя матери свиток, который держал в руке. — Аттила прислал согласие стать императором Запада. Гонория посулила ему себя и половину моих владений!

Галла Плакидия в изумлении взглянула на дочь.

— Уверяю, матушка, в моем поступке не было злого умысла, — пролепетала та. — Я всего лишь хотела спасти Империю от нашествия гуннов. Ведь если аттила женится на сестре императора, он не станет разорять его земли.

— Да ты в себе ли? — накинулся на сестру Валентиниан. — Хотела спасти Империю, подсунув мне в соправители аттилу?!

— А что здесь такого?! — в тех же тонах возразила Гонория. — Когда Феодосий умер, его сестра пожертвовала собой и вышла за Маркиана. А Маркиан в отличие от аттилы обычный солдатовод!