Мефодий Буслаев. Лед и пламя Тартара - Дмитрий Емец

– То есть я должна... – выговорила онанаконец.

– Да. Сразиться с Ареем, а там одно из двух:либо ты погибнешь и, тогда, возможно, если ты будешь лишь ранена, еще сумеешьпередать свое копье другой, либо ты победишь и получишь дарх Арея. Учитывая,что Безликий в Тартаре, отдавать ему дарх необязательно. Будет достаточно, еслиты разобьешь его и выпустишь эйдосы, – сказала Фулона.

– Я должна идти к Арею немедленно? –спросила Ирка, уверенная, что ответ будет утвердительным.

– Нет, – неожиданно сказалаФулона. – Не прямо сейчас. Сейчас ты должна охранять Дафну, светлого стража.Она временно лишилась дара, и ей грозит опасность. Ты станешь ее тенью, еезащитой. Если надо – умри вместо нее.

Ирка судорожно сглотнула. Охранять Дафну ей,Ирке! Охранять эту радостную улыбчивую светлую, которую любит Меф!

– И не спрашивай: приказ ли это. Да,приказ, – добавила Фулона.

«Неужели она знает?» – подумала Ирка, однаколицо старшей валькирии было непроницаемым.

Фулона поклонилась Ирке – сердечность в еепоклоне была очень умеренная – и растаяла в воздухе, оставив легкий запах мяты.Около Ирки, задев ее плечом, прошла Филомена. Затем вернулась и задела ееплечом еще раз.

– Разве валькирии убивают валькирий? –вежливо спросила у нее Ирка.

Филомена заметно смутилась и, пробурчавчто-то, шагнула в сторону, налетев на Бэтлу. Бэтла смущенно подвинулась исделала попытку спрятать бутерброд с колбасой.

– Опять ты! Позор валькирий! Толстая обжора инеряха! – прошипела Филомена.

Однако валькирия сонного копья не была смятаэтим натиском. Ирка поймала сочувствующий взгляд Бэтлы.

– Ну и что? – просто сказалаБэтла. – Да, я толстая. Да, неряха. Зато, в отличие от тебя, я счастлива,не грызу себя с утра до вечера и ни на кого не бросаюсь в надежде, что менянаконец убьют. И это уже немало. Ты не находишь?

По загадочной причине простые слова Бэтлыдостигли цели. Филомена отшатнулась, взмахнула рукой, в которой было копье, и,не дожидаясь своего оруженосца, растаяла вслед за Фулоной. Но если та исчезламедленно и постепенно, то исчезновение Филомены было резким, осколочным,сверкающим, точно прыжок с разбегу головой в стекло.

– Она тебя испугалась. Почему? – спросилаИрка у Бэтлы.

– Это наш давний спор. Мы его лишь продолжили.Не обращай внимания! – ответила Бэтла.

– Какой спор?

– Все мы занимаем какое-то место. В телах, вжизни. Иногда это место кажется нам слишком жалким или слишком скромным. Но этоничего не меняет. Единственное, что возможно, это принять правила игры и дальшеиграть по ним. Играть спокойно, радостно и без спешки. Я это поняла, а Филоменаникак не поймет. И поэтому я счастлива – хотя я толстая и некрасивая, аФиломена, которой дано больше, чем мне, раз в сто, – нет. К тому же онаслишком многого не может себе простить...

Вагончик почти опустел. Валькирии и их пажиуже телепортировали. Но Бэтла все же нашла время шепнуть Ирке:

– Ничего не бойся. В случае опасностивалькирии тебя прикроют. Даже Филомена костьми ляжет – не смотри, что онатакая... Она славная, но несчастная. Только защищай Дафну! У кого действительнонеприятности, так это у нее! Дара лишили, а теперь хотят лишить крыльев и Мефодия...Вот сволочи, да?

– Да, но Дафна... Она и Меф... – Иркапопыталась выразить слишком много, но, поняв, что это глупо, лишь махнуларукой.

Бэтла ободряюще улыбнулась. «Она что, всезнает? Откуда?» – всполошилась Ирка.

– Возьми яблочко... скушай! И все будетхорошо! – сказала Бэтла и вместо яблока почему-то сунула Ирке бутерброд.

Пока Ирка лихорадочно соображала, нет ли вэтом какого-то тайного смысла или скрытой аллегории (ну там яблоко как символцелостности и единства мира, а бутерброд как символ... м-да... ну, скажем,единства трех философских начал: колбасы, масла и хлеба?!), Бэтла тоже исчезла.

Антигон, в отличие от Багрова не имевший нималейшего желания общаться со своими – хм... – коллегами, минут десятьназад улизнул в соседнюю комнату, якобы для того, чтобы поставить чайник. КогдаАнтигон вернулся, ни одной из двенадцати валькирий и ни одного оруженосца вкомнате уже не было.

Ирка стояла в трех шагах от стола. Багровзаканчивал очерчивать круг для телепортаций. Засуетившись, кикимор уронил чайники, поспешно впрыгнув в круг, остановился рядом с хозяйкой.

Coram me tecum eadem haec agere saepe conantemdeterruit pudor quidam paene subrusticus, quae nunc exprimam absens audacious,epistola enin non erubescit (При встречах с тобой мне часто хотелось сказатьтебе об этом, но меня удерживал какой-то едва не дикарский стыд; теперь,находясь вдали, я буду более откровенен – ведь письмо не краснеет(лат.). – Обращение Цицерона к историку Лукцию с просьбой прославить егоимя в своих сочинениях.)

Цицерон

Дафне повезло меньше, чем Мефу. Послетелепортации Буслаев и Гюльнара оказались сразу у ангара скульпторов, Дафна жематериализовалась в двух шагах от охранника, истуканом торчавшего уединственных ворот бетонного забора. В выборе места материализации наверняка необошлось без лукавого участия Гюльнары.

Охранник, здоровенный мужик в черном костюме,ощутимо страдал от двух вещей: от скуки и от наличия галстука. В правом ухе унего красовался наушник рации. Когда Даф попыталась пройти на территорию, онзаступил ей путь и лениво мотнул головой. Топай, мол, отсюда. Не положено.

Вообще-то стоять на воротах не егообязанность. Он был водителем и телохранителем человека, которому принадлежалався территория. Полчаса назад они подъехали к воротам и обнаружили, что обасторожа в будке годны только на просмотр советских мультиков. Даже попав подгрозные очи, сторожа не оправдывались, а лишь мычали с сакральной таинственностью.В результате сторожа были отправлены проспаться, а телохранитель временнооставлен караулить ворота.

– Ты что, не поняла, подруга? Нельзясюда! – повторил охранник.

Даф испытала обиду. Совсем недавно ейдостаточно было поднести к губам флейту, и ее пропустили бы куда угодно, хоть вКремль. Теперь же она не могла ничего. Но все же Даф взяла себя в руки и решиладействовать другими методами.

– Доброе утро! – поздоровалась сохранником Дафна, одаривая его улыбкой щенячьей радости.

В общем реестре улыбок это была улыбка № 9.7.Цифра «семь» после точки означала модификацию: нейтрально приветливая беззаигрывающего подтекста.

Охранник в ответ изобразил губами нечто вродесудороги. Улыбаться он не умел. Умел только гоготать, но и то не на работе. Тщетнопрождав хоть какого-то ответа, Даф посмотрела на солнце и хлопнула себя ладоньюпо лбу.