Алмазная пыль - Эльхан Аскеров

Войдя в свой номер, Пашка упал на диван лицом вниз и, сжав руками подушку, отвернулся к стене. Без стука войдя в комнату, Художник осторожно присел в кресло и, помолчав, негромко сказал:

– Ты это, слышь, тёзка, не расстраивайся особо. Ещё ничего не кончилось. Ты просто отдохни пока. А чтобы было чем руки занять, я велел тебе твой мотоплан привезти. Ну, точнее то, что от него осталось. Сам понимаешь, дело то было серьёзное. Мастерская у Агафоныча есть, если что из запчастей потребуется, просто охранникам скажешь, привезут. Я распоряжусь. Ты, главное, себя в руках держи.

– А зачем? – неожиданно спросил Пашка. – Вы же слышали, это неизлечимо. Или вы даже своим головастикам не верите. А я думал, что у вас в конторе только лучшие специалисты. Решил, если они не смогут, значит, действительно хана, – грустно усмехнулся он, поворачиваясь к старику.

– Какая хана? Какая там к бениной маме хана?! – неожиданно зарычал Художник, вскакивая на ноги. – Ты чего, тёзка? Совсем охренел? Забыл, что пока жив, никакой ханы быть не может?

– Не ори, дядя Паш, – тихо попросил Пашка. – И так голова после их тестов раскалывается.

– Извини, – тихо буркнул старик, возвращаясь на место. – Просто я никак не могу поверить, что парень, переживший детский дом, армию, смерть наконец, готов вот так просто сдаться, лишь потому, что ничего не помнит. Ты же спецназовец, чёрт тебя побери!

– И что? Если спецназовец, значит, не имею право на жизнь, на эмоции? Я человек. Прежде всего человек. А уж потом всё остальное.

– Так ведь никто и не спорит, – развёл руками старик. – Но, будучи в прошлом спецназовцем, ты просто должен уметь держать удар.

– Держать удар? – растерянно переспросил Пашка. – А не много ли ударов на одного человека? Ни детства, ни молодости, а теперь не только лицо, ещё и память потерял. И кто я теперь? Как ваш ротмистр сказал, нет бумаг, нет и человека. Получается, что меня просто нет?

– Не глупи, – поморщился Художник. – Если это так важно, документы тебе я завтра привезу. Даже со старой фотографией. Я ведь тебя не потому здесь держу, что девать некуда, а потому, что есть в твоём организме что-то, что позволяет тебе быстро и без потерь восстанавливаться после смертельного ранения. И это для нас важно. Очень. Понимаешь?

– Так ведь у вас все анализы есть. Ваш садист меня чуть на части не порезал, пока разбирался. Чем ещё-то я помочь могу? – удивлённо спросил Пашка.

– Нам не только это нужно знать, – задумчиво ответил старик. – Тут всё важно. Где жил, что ел, чем мылся, как давно такие качества проявились? Всё до мелочей.

– Я бы и рад рассказать, да только не помню. А раз не помню, значит, больше не нужен, – пожал плечами Пашка.

– Не дури, тёзка. Нужен. Кто знает, может, потребуется ещё какие анализы сделать или проверить, как оно там в твоём организме действует. Так что, дело тебе найдётся. Ты, главное, глупостей не делай. Просто живи. Может, пока будешь со своим дельтапланом возиться, чего и вспомнишь.

– Вы правда готовы приказать, чтобы мне мой мотоплан вернули? – удивлённо спросил Пашка.

– Уже приказал, – отмахнулся старик. – Ты мне лучше вот что скажи. Та девчонка, ну, рыженькая из госпиталя, тебе понравилась? Или ты бы предпочёл ту, с которой здесь познакомился?

– С чего вдруг такие вопросы? – насторожился Пашка.

– Глупый вопрос, – пожал плечами старик. – Молодой, здоровый мужик не интересуется женщинами только в двух случаях. Если он импотент или голубой. Насчёт второго, не думаю, иначе не попал бы в спецвойска, а насчёт первого, не знаю. Что скажешь? У тебя всё в порядке?

– Тьфу, тьфу, тьфу, не жалуюсь, – ответил Пашка, суеверно сплюнув через левое плечо.

– А чего тогда время даром теряешь? Или горничная не нравится?

– Дядя Паша, вы мою рожу видели? Мною же только детей пугать, а вы – горничная.

– Ну, тут ты, конечно, прав, но не всё так плохо. В этом деле внешность не главное. Знаешь, в моё время часто говорили, женщины ушами любят. А у тебя язык подвешен. Так чего теряешься?

– Так ведь она на работе, – растерянно пожал плечами Пашка. – Начну от дела отвлекать, ей же и попадёт.

– Не попадёт, – отмахнулся старик. – Сегодня же всё уладим. Давно пора в этом гадюшнике порядок навести.

В этот момент дверь открылась, и в комнату вкатила столик та самая горничная, о которой говорил Художник. Ловко накрыв на стол, она хотела было уйти, но старик жестом удержал её на месте и, покосившись на Пашку, быстро сказал:

– А ты, милая, не спеши. Посиди с нами. Разбавь, так сказать, мужское общество.

– Как прикажете, ваше сиятельство, – присела в реверансе девушка и, опустившись на краешек стула, старательно расправила на коленях подол.

Мрачно покачав головой, Пашка посмотрел на старика и, вздохнув, сказал:

– Дядя Паша, ну ведь видишь, что она, как у генерала на приёме. Зачем ты с ней так? При таком раскладе всё равно ведь разговора не получится.

– А ты не сиди, как пень. Анекдот, что ли, какой расскажи, чаю девочке налей. А то сидит, критикует. Критиковать я и сам мастер. Ты дело делай.

– Какое дело? – настороженно вскинулась девушка.

– Не обращай внимания, – отмахнулся Пашка.

Поднявшись с дивана, он разлил чай по чашкам и, подав ей её порцию, вернулся на место.

– Анекдот говоришь? – задумчиво переспросил он. – Анекдот, конечно, можно, да только у меня все хохмы старые.

– А всё новое – это хорошо забытое старое, – усмехнулся в ответ старик, подмигивая девушке.

– Ну тогда слушайте. Встречаются как-то два одесских еврея на Дерибасовской, и один другому говорит: «Слушай, Абрам, вчера твоя Сара так громко кричала. Ты что побил её?» – «Нет, это она с Израилем разговаривала». – «А что, по телефону нельзя было?»

Рассказывая, Пашка так точно скопировал акцент и манеру разговора, о которой в империи ходило сотни рассказов, что девушка, не выдержав, звонко расхохоталась. Не удержался от смеха и Художник.

– А ты в артисты пойти не думал? – с улыбкой спросил он у Пашки. – Уж больно ловко у тебя получается.

– Во как! – вместо ответа передразнил Пашка его самого.

На этот раз Художник смеялся так, что на глазах выступили слёзы. Раскатам его громкого хохота вторил серебристый смех девушки. Чуть улыбнувшись, Пашка глотнул чаю и, поставив чашку на стол, устало вздохнул.

– Ты чего вздыхаешь, тёзка? – с трудом успокоившись, спросил старик.

– Устал я, дядя Паша. Замучили меня твои головастики.

– Ничего. Вот завтра привезут твою летающую тарелку, и отдохнёшь. Заодно и делом займёшься. А то закис уже тут сидючи.

– А что за тарелка? – с интересом спросила девушка.

– Это он так мой мотоплан называет, – с улыбкой пояснил Пашка. – Только, боюсь, от него мало что осталось.