Жертвы моды. Опасная одежда прошлого и наших дней - Элисон Мэтьюс Дейвид

3. Женщина пытается забраться на подножку трамвайного вагона высотой 48 см на Бродвее. Нью-Йорк. 1911. 11 июля. Из коллекции Джорджа Грэнтэма Бэйна. Библиотека Конгресса США

4. Новые вагоны, специально сконструированные для обладательниц тесных юбок. Введены в эксплуатацию на Бродвее в апреле 1912 г. Фотография для открытки сделана в 1914 г. Из коллекции автора

Все же несчастные случаи по-прежнему происходили довольно часто: актриса Эва Стюарт ударилась головой о мостовую, высаживаясь из такси, а некая миссис Ван Катцен попала в схожую ситуацию, «сходя со своего электрического экипажа» – одного из первых автомобилей с электрическим приводом, изобретенного в 1903 году[413]. После того как две парижанки сломали себе ноги, также высаживаясь из такси, ведущие парижские «мужские портные» и «главы модных домов» объявили фасон юбки «гротескным» и назвали его «опасным злом», которое «явилось к нам из-за Атлантического океана»[414]. Однако его появление на страницах таких престижных французских модных журналов, как Gazette du Bon Ton, противоречит этим заявлениям. Вне зависимости от места происхождения фасона, тесная посадка этой юбки мешала женщинам в небезопасных ситуациях, усиливая угрозу их здоровью. Некая миссис Сара Х. Кристофер, известная как «огненная леди», учила работающих девушек «выпрыгивать из-за своих ткацких станков и швейных машинок и бесстрашно карабкаться вверх и вниз по головокружительным пожарным лестницам»[415]. После страшного пожара на швейной фабрике Triangle Shirtwaist в 1911 году, в котором погибли 146 работников швейной промышленности Нью-Йорка, общественность признала необходимость проведения учебных пожарных тренировок по эвакуации. К 1913 году мода на «хромые юбки», а также французские каблуки и дешевые бальные платья распространилась и среди фабричных работниц[416]. Миссис Кристофер называла популярный фасон «крайностью», юбкой «с приветом» и предостерегала швей: «Однажды, когда из окон повалит дым, а сзади будут напирать другие девушки, вы запутаетесь в своей узкой юбке и упадете на пол. Тогда начнется невообразимый кошмар. Вы не только потеряете свою жизнь. Вы станете причиной гибели всех остальных девушек, идущих за вами: они запнутся о ваше тело, упадут и заблокируют путь к спасению». Она также просила девушек не испытывать ложной скромности: «Другим будет не до ваших ног, когда жизнь в опасности. Лучше уж показать ногу на пожарной лестнице, чем оказаться трупом в морге». Происшествия с удушениями, спутываниями, подножками и падениями демонстрируют, что желание щеголять в нарядах по последней моде и необходимость передвигаться и работать в век машин и механизмов порой исключали друг друга. Все же власть моды была настолько сильна, что стиль зачастую побеждал практичность, что нередко происходит и в наши дни.

В повести Готье запечатлены красота и ужас гибели балерины в огне. Хотя этот эпизод является вымышленным, похожие трагедии происходили на многих сценах Европы на протяжении всего XIX века. Готье создал этот эпизод на основе истории трагической кончины британской танцовщицы Клары Уэбстер. Легкие балетные юбки Уэбстер загорелись во время исполнения партии рабыни Зелики в балете «Восстание в серале» на сцене лондонского театра Друри-Лейн в 1844 году. По злой иронии судьбы, как раз в этом эпизоде танцовщицы по сюжету должны были изображать, как они «игриво поливают друг друга водой» в купальне гарема[418]. Утопленные в сцене газовые горелки, представлявшие наполненную водой купель, не были прикрыты и подожгли легкую юбку Уэбстер. Остальные балерины, опасаясь за свою собственную жизнь, никак не смогли ей помочь. В некрологе, опубликованном в парижских газетах, Готье писал: «Говорили, что она поправится, но ее прекрасные волосы, обрамлявшие румяные щеки, сгорели, и ее чистый профиль был обезображен. Оно и к лучшему, что она умерла»[419]. Такая безжалостная эпитафия резюмирует разительный контраст между эротическими фантазиями, разыгранными на балетной сцене, и исключительно опасными эксплуататорскими условиями труда танцовщиц. Викторианская пресса со свойственным ей смакованием страшных подробностей описывала изумление присутствовавших на дознании тем, что тело прелестной балерины «могло быть так сильно обезображено за такой краткий срок. Тело так сильно обгорело, что когда его укладывали в гроб, плоть в нескольких местах отделилась в руки тех, кто его держал, и по той же причине его не могли одеть». Следствие признало, что смерть Уэбстер наступила в результате несчастного случая, и театральные служащие за происшедшее никакой ответственности не понесли. Однако в течение целой минуты балерине в огне никто не пытался помочь, а пожарные ведра в кулисах были пусты, несмотря на то что сцена должна была представлять турецкую баню: «Ах, горькая насмешка – ни капли настоящей воды поблизости!»[420]