Пение под покровом ночи. Мнимая беспечность - Найо Марш

— Что ж, — протянул он, — очень жаль, что мы никогда не увидим его.

— О, я бы не была так уверена в этом, — миссис Д.-Б. снова хихикнула. — Я ведь еще могу и передумать. Что если найдет вдохновение?

— Потанцевать в лунном свете?

Несколько секунд она стояла неподвижно, словно окаменела, затем одарила его самой ослепительной из своих улыбок.

— Как знать, как знать? — заметила миссис Диллингтон-Блик.

Аллейн проводил ее глазами. Она прошла по палубе и скрылась за дверью в салон.

— «… Думаю, ты согласишься, — писал инспектор тем же вечером жене, — что эта на первый взгляд второстепенная информация дает определенный повод для беспокойства».

IV

«Мыс Фаруэлл» плыл вдоль западного побережья Африки и вошел в климатическую зону, которая способна вытянуть все силы из людей неподготовленных. Жаркий ветер, дующий с побережья, действовал на нервы и был насыщен загрязнениями. Воздух казался серым от пыли, это мутное облако затеняло солнце, но не преуменьшало силы его лучей. Мистер Мэрримен даже умудрился обгореть. Видно, у него была температура, но он отказывался принимать какие-либо меры. Члены команды заболели дизентерией, похоже, та же болезнь началась и у мистера Кадди, который зачастил к Тиму за консультациями, мало того, описывал малоприятные симптомы любому, кто соглашался его выслушать.

Обин Дейл стал пить гораздо больше, ну и выглядел соответственно, тем же самым занимался и капитан Баннерман, что изрядно беспокоило Аллейна. Капитан был тяжелым запойным пьяницей и становился все более несговорчивым в разгар этих запоев. Он отвергал любую попытку Аллейна обсудить порученное ему расследование и сердито бубнил одно и то же: никаких убийц и лунатиков на его корабле нет и быть не может. Он становился все более угрюмым, замкнутым и тупел с каждым днем.

Мистер Макангус, напротив, стал невероятно разговорчив и зачастую терялся в лабиринте совершенно нелогичных умозаключений.

— Он страдает, — сказал Тим, — словесной дизентерией.

— Что касается мистера Макангуса, — откликнулся Аллейн, — его состояние носит характер эндемии. И мы не должны винить в том тропики.

— Однако во многом оно обострилось из-за тропиков, — устало произнес отец Джордан. — Известно ли вам, что вчера вечером он поскандалил с мистером Мэррименом?

— Из-за чего? — спросил Аллейн.

— Да из-за этих вонючих якобы лечебных сигареток, которые он курит. Мэрримен говорит, что его тошнит от этого запаха.

— Хотя бы в этом готов с ним согласиться, — заметил Тим. — Одному Господу известно, какой дрянью они напичканы.

— От них воняет, как от стога мокрого сена.

— Ладно, — сказал Аллейн. — Вернемся к нашим баранам, джентльмены. К нашим неблагодарным трудам.

Поскольку с капитаном договориться не удалось, они сами разработали план действий. С наступлением темноты каждый из них должен взять по опеку одну из женщин. Тим тут же заявил, что возьмет Джемайму, и его предложение сочли справедливым. Отец Джордан предложил Аллейну позаботиться о миссис Диллингтон-Блик.

— Она меня беспокоит, — заметил он. — У меня создается впечатление, будто она считает меня волком в облачении священника. И если я буду таскаться за ней по пятам в темноте, лишь укрепится в этом своем мнении.

Тим усмехнулся, глядя на Аллейна:

— А ведь она положила на вас глаз. Считаю, стоит отбить ее у телевизионного короля.

— Перестаньте вгонять меня в краску, — сухо отозвался Аллейн и обернулся к отцу Джордану. — Считаю, что с парой остальных вы справитесь вполне. — Миссис Кадди не оставляет своего супруга ни на секунду и… — Тут он вдруг умолк.

— Ну а бедняжке Кэтрин Эббот, по-вашему, особая опасность не грозит.

— Как думаете, что с ней такое происходит? — спросил Аллейн, вспомнив, что говорила мисс Эббот, выходя из каюты отца Джордана в субботу вечером. Лицо священника оставалось непроницаемым.

— Не наше это дело, копаться в причинах несчастья мисс Эббот, — ответил он. — Мне так кажется.

— Знаете, — начал Аллейн, — у меня возникает чисто рефлекторная реакция, мне всегда любопытно, почему люди ведут себя именно так, а не иначе. Когда мы обсуждали алиби, ее реакция на разговор о программе Обина Дейла, что показывали вечером пятнадцатого января, была весьма странной. Так мне показалось.

— О да, я тоже это заметил! — подхватил Тим. — И знаете, это навело меня на размышления. Сам не знаю почему, но я подумал, что тем вечером она была не зрительницей, а жертвой этой самой программы.

— Думаю, все же зрительницей.

Отец Джордан как-то странно взглянул на Аллейна, подошел к иллюминатору и уставился вдаль.

— Что касается жертвы, — продолжил Аллейн, — то ею была женщина, которая, как вы помните, говорила Дейлу, что не хочет объявлять о своей помолвке, поскольку тем самым может огорчить свою лучшую подругу, — он умолк, но Тим сразу же подхватил:

— Не считаете же вы, что этой ближайшей подругой была сама мисс Эббот?

— По крайней мере, это хоть как-то объясняет ее реакцию на программу.

Настало молчание, затем Тим прервал его:

— А чем вообще занимается мисс Эббот? Работает где-то?

Отец Джордан, не оборачиваясь, ответил:

— Она работает на фирму, выпускающую пластинки. Большой специалист по церковной музыке, особенно по песнопениям георгианской эпохи.

Тут у Тима непроизвольно вырвалось:

— Обладая таким голосом, сама, наверное, не поет.

— Напротив, — возразил Аллейн. — Еще как поет. И голос у нее очень приятный. Сам слышал, той ночью, когда мы отплывали от Лас-Пальмаса.

— У нее очень необычный голос, — заметил отец Джордан. — Если бы была мужчиной, то ее можно было бы назвать контртенором. Она представляла свою фирму на конференции по церковной музыке в Париже три недели назад. Я там был и видел ее. Она считается одним из ведущих специалистов.

— Неужели? — пробормотал Аллейн, а затем торопливо добавил: — Что ж, следует отметить, нас не слишком интересует мисс Эббот в плане расследования. Солнце садится. Пора приступать к своим обязанностям.

По вечерам одиннадцатого и двенадцатого, согласно плану, Аллейн сосредоточил все свое внимание исключительно на миссис Диллингтон-Блик. Эти его маневры вызвали немалую досаду у Обина Дейла, веселую усмешку на лице Тима, удивление Джемаймы и стали объектом непрерывного наблюдения со стороны миссис Кадди. Сама же миссис Диллингтон-Блик была просто в восторге. «Моя дорогая! — писала она своей подруге. — Я все-таки подцепила Брутального Красавца! О, дорогая, это просто чудесно. Нет, не подумай, ничего такого… осязаемого. И все же! Он просто не сводит с меня глаз! А когда восходит тропическая луна, я прямо так и чувствую — это может закончиться чем-то очень приятным. Пока дело далеко не зашло, но всякий раз, стоит мне выйти после ужина на маленькую уютную веранду, он тут же поднимается и мчится следом за мной. А наш О. Д., дорогая, просто сходит с ума от ревности, а это всегда так приятно. Ну, скажи! Я совершенно безнадежна, верно? Но зато — как это весело!!»