Охота Бешеного - Виктор Доценко

— Что толку сейчас смотреть? Нам бы такую с собой взять!

— Примерно такая будет, — улыбнулся генерал.

— Господи! — тяжело вздохнул Савелий. — Смотрю на эту карту и удивляюсь.

— Чему? — спросил Богомолов.

— Вот! Здесь кучка боевиков, там кучка… Каждый район Чечни расписан не только с точным указанием расположения той или иной группы продудаевски настроенных боевиков — указан даже командир, численность. И при таком количестве военных, брошенных в Чечню, внутренних войск, милиции не удается их уничтожить? Как же нужно стараться для этого? Не понимаю! Да если бы мы в Афгане располагали такими сведениями, то война бы закончилась, не успев начаться. — Савелий говорил ровно, словно размышляя вслух.

— Ну знаешь! — рассердился вдруг Богомолов. — От меня-то ты что хочешь услышать? Меня, слава Богу, в Чечню воевать не посылали!

— А я с вас и не спрашиваю за то, что мы, то есть российские солдаты, оказались в таком дерьме, что Афган после Чечни кажется простой шалостью, — нахмурился Савелий. — Это был риторический вопрос.

— А я, с твоего позволения, все-таки выскажу свое мнение, — продолжал возмущенно Богомолов. — Ты позволишь?

Савелий пожал плечами, понимая, что генерал сейчас не захочет ничего слушать, пока не выпустит пар и не выскажется.

— Вот спасибо, — процедил Богомолов с сарказмом. — Кто-то, очень хитрый и ловкий из ближайшего окружения Президента, подставил его, и Чечня останется в биографии Президента и в истории России самым черным пятном. И, конечно же, это не война, а пародия на войну, и Президент выглядит самым настоящим клоуном, не способным руководить ни своим окружением, ни, тем более, российской армией! — Казалось, сейчас генерал нарочно себя распаляет, чтобы выплеснуть какую-то правду, но вдруг, словно осознав, что не имеет на это права, махнул рукой и спокойно сказал: — Да чего там! — Он не мог произнести вслух то, о чем думал. А думал он о том же, о чем и в девяносто третьем году, когда из танков расстреливали Белый дом: о том, что сам принимал участие в развязывании войны в Афганистане. В декабре 1979 года он был среди тех, кто, захватив дворец Амина, убил его вместе со всей семьей.

Савелий изумленно смотрел на Богомолова: никогда он не видел генерала в таком гневе. А уж бросаться такими откровениями… До чего же нужно довести человека, чтобы он так сорвался?! Он посмотрел на Воронова, который взглядом делал ему какие-то знаки. Это не ускользнуло от внимания Богомолова.

— Не смотри так на него, он здесь ни при чем, — устало заметил генерал. — Просто… — Было заметно, как в нем борется желание все рассказать, но осторожность взяла верх. — Просто вот уже где это все!

— резанул он себя по горлу ребром ладони.

Савелию удалось «услышать» последнюю его мысль:

«Сколько можно изображать из себя жертвенную овцу? А может, взять и послать все к чертовой матери?!»

— И кто тогда останется? — неосторожно спросил Савелий.

— О чем ты?

— Просто я предположил, что у вас появились мысли подать в отставку, — быстро нашелся Савелий, с трудом удержавшись, чтобы не стукнуть себя по лбу.

— Ты прав, — ответил Богомолов. — Я об этом думал, но потом спросил себя: а кто останется с Президентом? Страна-то не виновата, что он иногда допускает ошибки! Ему труднее всех. Такая ответственность — целая страна! И если дать слабину и уйти, оставить его с этими сволочами, то они его или заклюют, или в могилу сведут! Как пить дать, сведут!

— Правильно подумали, — облегченно заметил Савелий.

— Без тебя знаю, что правильно, — буркнул генерал и улыбнулся, сглаживая резкость, потом взглянул на часы. — Все, бойцы, меня кое-кто может за яйца подвесить, если я еще задержусь с вами хотя бы на минуту. Завтра в пять вечера встречаемся здесь же.

— Но… — Савелий попытался возразить, что не успеет не только проанализировать видеоматериалы, но даже просмотреть их толком.

— Ровно в семнадцать часов! — отрезал Богомолов. — Пока! — Прихватив карту, он направился к выходу.

— «Дипломат», — вдогонку напомнил Савелий.

— Завтра заберу. Питайтесь — там все есть для поддержания штанов.

— Он подмигнул и вышел.

— Достали, видно, мужика, — поморщился Савелий.

— А ты еще со своими вопросами полез, — недовольно буркнул Воронов.

— Мне нужно разобраться.

— Но Богомолов-то при чем?

— Мне нужно разобраться! — упрямо повторил Савелий.

— Ну-ну, — не стал спорить Воронов, понимая, что это бесполезно: если Савелий вобьет себе что-то в голову, то пока не найдет ответа не успокоится: будет долбить. Андрей махнул рукой. — Давай лучше кино крутить!

— Давай. — Савелий взглянул на кассеты: никаких надписей, только цифры. Он взял ту, что лежала сверху, и вставил в магнитофон.

Просмотрев вторую, потом третью, Савелий догадался, что Михаил Никифорович специально положил их в определенном порядке. Первая кассета была любительской. Снимал, судя по всему, какой-то полковник, человек лет пятидесяти, с хорошим начальственным баритоном. Несколько раз Полковник сам появился в кадре, но никто не назвал его по имени или фамилии.

Ничего особенного на этой кассете не было: аэропорт, который Полковник называл «основной базой» федеральных войск, а также лежащий в руинах Грозный. Если бы раньше Савелий не видел подобные кадры в выпусках новостей, то поразился бы. Съемка велась в январе девяносто шестого года. Почти дотла сожженный и разбомбленный город вызывал щемящее чувство вины перед теми, кто жил в этих домах. И потому немного резануло слух, когда Полковник, делая панорамную съемку этих руин, сказал не без удовольствия:

— Смотреть приятно! Отлично поработала «инквизиция»! Да, как говорится, ремонту не подлежит! — Потом, наткнувшись на припорошенные снегом трупы, почувствовал себя, видно, не совсем удобно и потому добавил: — Ничего, Варшаву, Берлин восстановили, восстановят и Грозный!

Этот монолог был неприятен Савелию, он даже мысленно осудил Полковника, но потом, просмотрев весь материал, а в особенности кассету, снятую чеченцами, понял, что Полковник имел право радоваться, глядя на руины города своих врагов. Ведь он ежедневно сталкивался со звериной жестокостью чеченских бандитов, слышал об их издевательствах от мирных жителей — не только от русских, но и от армян, осетин, ингушей, видел изуродованные трупы российских солдат. Все военнослужащие называли чеченских боевиков не просто бандитами, а врагами. А иногда, как в Афгане, «духами».

Савелия приятно удивило, когда в самый разгар боя жизнь, что называется, брала свое. Воспользовавшись кратковременной передышкой, офицеры Полковника собрались в каком-то отбитом у чеченских боевиков отлично оборудованном подвале, с хорошей мебелью, богатыми коврами, дорогой посудой. Собрались, чтобы отметить двадцатипятилетие одного, кажется, старшего лейтенанта. Не просто старшего лейтенанта, а воздушного десантника, да к тому же еще и разведчика.