Нечаянный роман - Надежда Семенова

– Перестань допрашивать, – Наталья взяла отца за руку нежным, материнским жестом и развернула его в сторону кухни, – дай ей в себя прийти с дороги. Мы поставим сейчас чай, – сказала она Жене, – и подождем тебя на кухне. Что ты пьешь, кофе? Наверное, чай?

Наталья посмотрела Жене на живот.

– Черный, с молоком, если можно, – сказала Женя.

Наталья кивнула и увела отца на кухню. Он шел непослушно, постоянно поворачиваясь в сторону Жени.

Женя вытащила из чемодана мягкие тапочки и с облегчением освободилась от высоких сапог. Неизвестно, что вообразил себе Лешка, когда узнал, что у нее опухали ноги, тапочки были сделаны в виде собачьих морд, в пластмассовых глазах беспокойно метались плоские диски зрачков. «Новых друзей» было решено назвать Чук и Гек.

Женя нашла свободное место на обувной полке и поставила сапоги. Те немедленно сложились пополам и нарушили безукоризненную симметрию. Женя охнула, полезла в чемодан за запасными носками, скатала их по одному в тугие махровые комки и затолкала в мягкие голенища. Сапоги перестали заваливаться набок и приобрели одутловато-виноватый вид. Каждая Женина вещь, включая носки веселенькой (легкомысленной) расцветки, выглядела в родительском доме чужой.

Женя отряхнула колени и стала прокрадываться в ванную, так и не определившись, что выглядело более неуместным: детские тапочки в виде собачьих морд или зажатая под мышкой дорожная косметичка. Купилась, называется, на рекламные завывания продавщицы. Коралловый риф в Саргассовом море!

Воспользовавшись Жениным замешательством, Чук наступил Геку на ухо и чуть не уронил их всех. Женя ухватилась за дверную ручку и практически ввалилась в ванную комнату. Что и говорить, суета – плохой помощник в дрессировке домашних питомцев.

Ванная оказалась не просто знакомой, но до боли родной. На стенах осуждающе поблескивал прежний бледный, как скорлупа на переваренном яйце, кафель. Отец клал его сам, замазывая щели специальным раствором, «на века». Инженер в первую очередь и только потом строитель, отец положил кафель неровно, но крепко. На стене висел шкафчик, тогда с чуть потемневшим, а теперь почти полностью темным углом зеркала. Изменилась только ванная шторка. На фоне грязно-бирюзового океана из бурого песка выдрались две желтые тропические пальмы. С одной из пальм взлетал в панике несвежий попугай с коричневой головой и зелеными лохматыми подмышками. У попугая были выпученные глаза, из раскрытого в безмолвном вопле клюва торчала раздвоенная багровая змейка языка. Женя вздрогнула и затолкала шторку в угол, попугаем внутрь.

В поезде поспать так и не удалось, мешали мысли и живот. Женя решила сполоснуть лицо и почистить зубы. Вода из-под крана оказалась ледяной, зубная паста обожгла язык. В туманном зеркале собственное лицо выглядело более молодым и… несчастным.

Стук в дверь был таким же решительным, как и рывок. Наталья забила собой все пространство.

– Банное. Для рук. Для ног. Для интимных деталей, – перечислила Наталья и положила на батарею стопку полотенец разного размера.

Женя закашлялась.

– Ничего, если я перепутаю?

– Они с метками, – совершенно серьезно объяснила Наталья, – на каждом полотенце свои термонаклейки с картинками.

– С картинками… интимных деталей? – сощурилась Женя, пытаясь удержать в горле смешок.

Наталья вспыхнула внезапно. На бледном лице заметался яркий румянец.

Женя медленно протянула руку и взяла с батареи верхнее полотенце. Ворс на нем был коротким, почти гладким.

– Это для ног, – поспешно сказала Наталья. В уголке полотенца виднелась неоновая буква «N».

Картинка кораллового рифа в Саргассовом море на Жениной косметичке перестала казаться экзотикой.

– «Н». Ноги, – пояснила Наталья, кидая неодобрительный взгляд на Чука и Гека.

– Как же я сразу не догадалась, – сказала Женя, издавая странный, хрюкающий звук.

В уголке следующего полотенца обнаружилась буква «L» такого сочного цвета, что померкла не только Женина косметичка, но и вся живность далекого Саргассова моря.

– Лицо и руки, – подсказала Наталья, опознавая, что Жене никак не удается начать слово «руки» с буквы «л».

Большое полотенце было отмечено сдержанно синей буквой «B».

– Правда, удобно? – сказала Наталья. Румянец на ее лице приобрел оттенок удовольствия. – «Б», как в слове «банное», или русское «В» – для ванны.

– Замечательно. – Женя осторожно промокнула руки правильным полотенцем. – Боюсь даже думать, какая буква на том, другом полотенце…

Наталья гордо кивнула и протянула Жене оставшееся полотенце.

На белоснежном поле сажей чернела буква «Х».

– Не может быть, – хрюкнула Женя.

Наталья нахмурилась, между густыми бровями образовалась привычная складка. Недоумение длилось не больше секунды.

– Нет! – крикнула Наталья. – Как ты могла подумать?!

– К-ик? В смысле, а как? – икнула Женя. – Х-х-х, как в слове… «хозяйство»?

Одинокий Женин смех забился о неровные кафельные стены, поднялся под давно не крашенный потолок с пятном плесени и обессиленно затих.

Икота стала более частой и болезненной.

Наталья закрыла глаза и прижала руки к пылающим щекам. Когда она заговорила, у нее был странный, глухой, словно в забытьи голос:

– Это не «Х», это «Экс». Экс-экс-экс. Как рейтинг в фильмах… определенного содержания…

– Гы-ы-ы, – сказала Женя.

Наталья закрыла лицо руками и выбежала из ванной, задев плечом шторку. Испуганно дернул крылом попугай.

Наталью на кладбище знали. Суетливый мужичонка с ноздреватым пропойным лицом разговаривал с ней, сняв с головы дешевую китайскую бейсболку и почтительно переминаясь с ноги на ногу, словно не прошло двухсот пятидесяти лет с момента отмены крепостного права и он, как и его предки, разговаривал с «барыней».

Наталья и впрямь напоминала барыню своей доброжелательной, но не терпящей пререканий манерой, негромким, но отчетливым до последнего звука голосом, а самое главное, непоколебимой уверенностью, что все будет так, как она сказала. Женя вдруг вспомнила, как Наталья говорила про свою работу. «Деньги хорошие и два с половиной человека в подчинении». Вполне могло оказаться, что речь шла о двух десятках, а то и двух сотнях работников, с которыми сестра разговаривала таким же сдержанным, но опознаваемо начальственным тоном.

Наталья отомкнула запор на оградке и прошла внутрь. Открыла большую сумку и достала оттуда целлофановый пакет с ручными садовыми инструментами.

– Памятник почистят к Пасхе, к родительскому дню, – сказала она, присаживаясь на корточки и аккуратно разрыхляя землю. – Отец предлагал посыпать гранитной или каменной крошкой. А мне больше нравится трава. Я семена привезла. «Канада Грин» называется. Обещали, что прорастает везде. Климат у них не лучше нашего вроде. И маме бы так больше нравилось. До цветов у меня руки не доходят. Первые пять лет сажала, сорняки замучили. Трудно угадать, что приживется, да и тень тут. Плохо растет.