Охотник за головами - Наталья Александрова

Ювелир поднес листок к глазам и на секунду задумался.

– Первый принцип моей профессии, – проговорил оннаконец, – полная конфиденциальность. Покупатель драгоценности должен бытьстопроцентно уверен, что никто не узнает о его покупке, что на следующий день кнему не заявятся гости с утюгом да паяльником… То же самое – и продавец. Ктозахочет, чтобы стало известно, какие деньги у него неожиданно появились… Я ужне говорю о тех случаях, когда сережки или перстенек покупают вовсе не жене,опять-таки не рассчитывая на огласку…

– Это не тот случай, – прервал старикаМаркиз. – Если мы говорим об одном и том же украшении, владелица егоскончалась и ей уже все равно.

– Никогда не называй драгоценности украшениями, –поморщился старый ювелир, – теперь редко случается, что они действительноукрашают женщину, которая их носит. А насчет этой броши, поскольку ты говоришь,что владелица умерла… ее покупала действительно женщина.

– Холеная дама, шатенка средних лет?

– Да, это она.

– Какая редкая удача! – воскликнул Леня. –Значит, она покупала эту брошь у вас? И это была действительно драгоценнаяброшь? Я имею в виду, с настоящими бриллиантами и изумрудами?

Иван Францевич посмотрел на Леню с неодобрительнымудивлением:

– Что ты хочешь сказать? Я ничем другим, кроменастоящих камней, не занимаюсь последние шестьдесят лет.

– Простите, Иван Францевич, я не хотел вас обидеть.Дело в том, что после смерти Валерии Борисовны нашли точно такую же брошь… ноона была хорошо сделанной имитацией, с поддельными камнями.

– Вот как! – Миллер забарабанил пальцами по столу,уставившись взглядом в дальний угол кабинета.

– Больше того, – продолжил Маркиз, – после еесмерти у нее в доме нашли целую коллекцию поддельных драгоценностей… илиимитаций.

– Хорошо, – решился наконец ювелир, – ярасскажу все, что знаю. Эта дама… Она обратилась ко мне по приличной рекомендации,уж не буду называть имен, и покупала достаточно много первоклассных старинныхдрагоценностей. Одновременно она попросила меня рекомендовать хорошего мастера,специализирующегося на изготовлении имитаций.

– Она не объяснила для чего?

– Мне она сказала, что хочет заказать копии всехкупленных у меня вещей, чтобы в большинстве случаев носить подделки, держанастоящие драгоценности в сейфе. Иногда покупатели так действительно поступают,чтобы не рисковать настоящими камнями…

– Ну и как – рекомендовали вы ей такого мастера?

– А почему нет? – Иван Францевич пожалплечами. – Она – клиентка, и клиентка крупная. Покупала много, платилахорошо…

– И к кому вы ее направили?

– Есть один молодой человек… у Ильи Борисовичаработает…

– У Лейбовича? – уточнил Маркиз, вспомнив одинзабавный эпизод из своего послужного списка.

– У него, – кивнул ювелир, – толковый юноша.В камнях разбирается не особенно – оно и понятно, молод еще совсем, пятидесятинет, – но имитации делает превосходные, невооруженным глазом сразу и неотличишь…

– Даже вы? – вежливо удивился Маркиз.

– Ну я-то, конечно, отличу…

– Я хочу попросить вас еще об одной услуге. – Вголосе Маркиза зазвучала необычная для него нерешительность. – Нет ли увас перечня и описания тех изделий, которые приобретала у вас покойная? Японимаю, что прошу вас о невозможном, но такой перечень мог бы мне оченьпомочь…

Иван Францевич засопел, как рассерженный еж, но вдруг,повинуясь неожиданному импульсу, выдвинул верхний ящик стола.

– Ох, только в память об Аскольде! Но я с тобой всесвои незыблемые принципы нарушил!

Он вытащил из ящика стопку фотографий и протянул ее Маркизу.

Лола в ожидании Маркиза от скуки трудилась на кухне. Такаядеятельность ее успокаивала, и Лола сварила рассольник из гусиных потрошков изапекла в духовке огромный кусок свинины. Их домашний зоопарк в полном составеошивался на теплой кухне. Попугай дремал на холодильнике, Аскольд и Пу Ивыпихивали друг друга из кресла, пока не угомонились.

Маркиз, вернувшись, приятно удивился. Перед ним была прежняяЛола, исчезли тревожный блеск глаз и нервозность.

– Дорогая, посмотри эти фотографии, – проговорилЛеня, когда обед был закончен и на столе остались только маленькие чашечкисвежезаваренного кофе. – Что из этих украшений носила ваша покойнаяВалерия?

Лола перебирала снимки один за другим, подолгу любуяськаждым.

– Какая прелесть! – то и дело замирала она надкакой-нибудь фотографией, молитвенно сложив руки. – Ну это просто чудо!

– Лолка, я тебе для чего дал фотографии? Не восхищайся,а трезво смотри – что ты на ней видела, а что – нет…

– Ну, вот эти серьги она пару раз надевала… Этотперстень был на ней в день генеральной репетиции «Ревизора»… Этот браслет ятоже как-то на ней видела… А вот та самая змейка, из-за которой было столькошума… Слушай, а вот эту брошь я тоже видела, но не на ней…

– Что значит – не на ней?

– Ну, не на Валерии, а на другой женщине…

– Да ты, наверное, перепутала! Мало ли похожихукрашений?

– Да? Ты посмотри на эту красоту – ты думаешь, такоеможно перепутать?

Маркиз заглянул через Лолино плечо. Перед ней на столележала фотография действительно очень эффектного и необычного украшения –броши, представляющей собой восьмиконечную рубиновую звезду, удивительно изящносплетенную с сапфировым полумесяцем и маленьким бриллиантовым вензелем «А».

– Ну и где ты, интересно, видела эту брошечку? –осторожно поинтересовался Маркиз.

– Сам ты брошечка! – обиделась Лола. – Неверишь мне? Да она у меня прямо перед глазами стоит! Такое забыть невозможно!

– Но на ком ты это видела – можешь вспомнить? Меня твоиэмоции в данном случае не очень интересуют, меня факты интересуют!

– Ну сейчас, постараюсь вспомнить, когда этобыло… – Лола замерла, уставившись в фотографию и наморщив лоб, усиленнонапрягая свои мозговые извилины.

– Кажется, это было на приеме, посвященном открытиюгалереи «Аквилон»… От театра пригласили нас с Главным, но Валерия там тожебыла, по каким-то своим собственным каналам… Она всюду пролезет… пролезала…

– А ты в «Аквилоне» кого-нибудь знаешь?

– В «Аквилоне»? – Лола на секундузадумалась. – Конечно, Веру Соловей.

– Что это за птица такая?

– Ну что ты! Верка Соловей – это что-то! Она всехзнает, и ее все знают, ее всюду приглашают, и она везде успевает отметиться.При этом она, собственно, ничего не делает, разве что иногда пишет маленькиезаметочки в мелкие газетенки про те тусовки, на которых успела мелькнуть.Заметки поганенькие, потому что она ничего не умеет толком делать, да ей инекогда – попробуй-ка везде успеть! Но поскольку она везде замечена, то ее поинерции продолжают приглашать, а заметки продолжают печатать, поэтому онасчитается журналисткой…