Если честно - Майкл Левитон

– Да что происходит? – не унимался я. – Ты нарочно делаешь вид, что не понимаешь моих слов, что ли?

– Давай лучше сходим куда-нибудь, выпьем, – предложила Ева. – А завтра поиграем.

В итоге я все же сдался, но этот разговор мне весь вечер не давал покоя. Оставшись, наконец, наедине с Евой, я стал снова спрашивать о том, что это такое было. Она начала заметно раздражаться.

– Лила не хотела сегодня играть, – ответила она. – Не понимаю, чего ты так взвинтился.

– Так ты все повторяла, что мы сыграем завтра.

– Мне хотелось дать Лиле понять, что мы сыграем с ней в другой раз.

– Так что ж ты не сказала прямо? Почему не сказала хотя бы что-нибудь осмысленное? И почему вообще об этом говорила ты, а не Лила, раз это она не хотела играть?

– Слушай, да в чем проблема-то? – удивилась Ева. – Что тебе с того?

– То, что у тебя не может не быть веской причины для того, чтобы так странно и глупо лгать! Кажется, проблема здесь не у меня, а как раз-таки у тебя.

В итоге завязалась ссора. Ева вела себя так, словно защищала Лилу от какого-то внезапно вселившегося в меня злого духа. Я же просто не мог разобраться в ситуации. В конечном счете перепалка сошла на нет, так и не получив конструктивного разрешения.

Вскоре после этого случая Ева пригласила меня на Рождество к своей маме в Бостон. Отец ее жил неподалеку, так что по дороге планировалось заскочить и к нему. С учетом того, насколько сильно она любила родителей, я понимал, что просто обязан очаровать их, чтобы избежать расставания с Евой. Никогда прежде я не ставил перед собой задачи понравиться определенным людям, никогда не потакал другим и просто-напросто не знал, как это вообще делается.

– Боюсь, что я не понравлюсь твоим родителям, – поделился я своими переживаниями с Евой. – Я не умею нравиться людям.

– Ну, мне-то ты сумел понравиться, – заметила она.

– Вовсе нет! – возразил я. – Я просто был самим собой, а тебе это почему-то подошло. Обычно бывает иначе.

Ева засмеялась – она явно недостаточно серьезно воспринимала назревавшую проблему.

Ее мама ласково улыбнулась мне с порога, ожидая, что я ей понравлюсь. Я-то как раз ожидал, что мне придется доказывать ей, что я неплохой человек, чтобы заслужить хоть толику ее благосклонности. Ее дом был уже основательно украшен к Рождеству: елка, гирлянды – все на месте. Я рассказал, как непривычно мне было праздновать Рождество и о том, что даже не знаю, что и думать насчет вручения или получения подарков. Я поведал маме и сестре Евы о том моменте истины с Сантой в детстве и как бабушка отказывалась от подарков. Мама Евы смеялась над этими историями, но я явственно чувствовал, что под маской доброжелательности она уже вовсю занималась сбором информации обо мне, про себя корректируя свое отношение ко мне исходя из моих рассказов о неблагополучной семье и нелестных отзывов о бабушке.

К подаркам в их семье относились с большой серьезностью и даже некой церемониальностью, которую члены семьи соблюдали уже не один десяток лет[64]. Вместо того, чтобы просто, так сказать, плыть по течению, я постоянно задавал вопросы о тех или иных деталях торжества, лишний раз напоминая собравшимся, что я был среди них чужаком.

– У нас в семье нет таких традиций, – рассказывал я, – да и в принципе мы никогда не горели желанием заниматься чем-либо, что делает большинство людей.

Мама Евы и ее сестра со своим парнем обменивались подарками так, словно давно и хорошо друг друга знали, словно они тщательно обдумывали подарок и долго готовили этот сюрприз. У Евы не было денег на подарки, поэтому она просто нарисовала для всех рисунки и комиксы, и каждому – нечто особое и уникальное. Я разрыдался еще в самом начале вручения подарков. Я пытался объяснить им, чем эта сцена меня так тронула, но, так или иначе, в итоге я все равно притягивал к себе все внимание. В целом, с учетом обстоятельств, все прошло не так плохо, как я боялся.

Утром мы отправились к отцу Евы – большому поклоннику типичной отцовской традиции благодушно угрожать ухажеру своей дочери. Особой внешней мужественностью я не отличался и явно плохо вписывался в его образ идеального парня для его девочки, так что оказался для него лакомым кусочком. Его шутку насчет того, что каждый мужчина должен хоть в какой-то мере владеть плотницким ремеслом, я воспринял буквально.

– Вы никогда не замечали, что, если человек говорит о вещах, которые, по его мнению, должны уметь все, речь почему-то всегда идет о том навыке, которым владеет он сам? Удивительное совпадение!

Ева с отцом юмора не оценили, и я попытался выразиться яснее:

– Что, если бы я сказал, что настоящий мужчина должен уметь играть на фортепиано? Или писать рассказы? Или плакать по требованию, когда это нужно? Кто определяет, что именно все должны уметь?

Какого бы ответа папа Евы ни ожидал на свой безобидный, в сущности, подкол, такого он точно не предвидел – я буквально видел, как он тщился понять, смеяться ему, оскорбиться или начать спорить. В итоге он решил остановиться на вежливом смешке.

Ева сменила тему и начала жаловаться на типичные проблемы в жизни 24-летнего фрилансера, в ответ на что ее отец сказал:

– Добро пожаловать в реальный мир.

Я тут же пустился в новый виток философствования.

– Почему люди всегда говорят о «реальном мире» в плохом ключе? Пожалуй, стоит начать говорить так о чем-то хорошем. Скажем, когда кто-нибудь выиграет в лотерею, я скажу ему: «Добро пожаловать в реальный мир!» Или, допустим: «О, ты влюбился? Добро пожаловать в реальный мир!»

Очевидно, эта моя мысль понравилась отцу Евы больше предыдущей, но он также явно был растерян и сбит с толку непредсказуемостью нашего обмена репликами.

Когда мы возвращались к машине, Ева взяла меня за руку и сказала:

– Он тебя полюбит. Просто дай ему время.

Только тогда до меня наконец дошло, что я и в самом деле только что принял участие в общепринятой практике попыток понравиться родителям девушки. Надо сказать, что попытки понравиться в принципе кому бы то ни было всегда казались мне настолько гиблым делом, что я никогда даже не смотрел на них с позиции самооценки. А чувствовать гордость за то, что я кому-то нравлюсь, но при этом не испытывать стыда за обратное всегда казалось мне лицемерием. Такая передача власти над своими чувствами другому человеку мне не особо улыбалась. Все эти мысли я изложил Еве в машине по дороге обратно к дому ее матери. Не отрывая взгляда от лобового стекла, она спокойно ответила:

– Ну, обычно люди к этому склонны, обычно им не все равно.

– Не думаю, что стоит базировать свою самооценку на мнении окружающих, – сказал я.