История руссов. Варяги и русская государственность - Сергей Лесной

Ярополк, оказывается, весьма был склонен к христианству, но сам не крестился из-за недовольства народа. «Прочее, — говорит далее Татищев, — до ухода Владимира в Варяги кратко, но согласно с Нестором».

История войны с полоцким князем Рогволодом изложена иначе и правдоподобнее. Война началась не из-за отказа Рогнеды выйти замуж, а из-за нападения Рогволода на новгородские земли. В результате похода Рогволод и двое его сыновей были убиты, а Рогнеда взята Владимиром насильно в жены. О безобразной сцене насилия, имеющейся у Нестора, нет ни слова. Кстати сказать, и у Нестора она всплывает гораздо позже и носит явный характер позднейшей вставки.

Рогнеда, оказывается, соглашалась выйти за Ярополка, и послы последнего были в это время в Полоцке. Владимир, сделавши ее своей женой против воли, переименовал в «Гориславу». Кстати, отметим, что имя это допускает два объяснения с противоположным значением: 1) горестной славы и 2) горящей, т. е. яркой славы.

Насильственная женитьба Владимира на невесте Ярополка, конечно, ухудшила отношения его с братом. Отметим, что Рогнеда была трактована вовсе не как наложница, военная добыча, а как настоящая жена, — у нее было от Владимира несколько сыновей, а одна из летописей сохранила даже упоминание о том, что Владимир, женившись на Анне, счел необходимым специально известить об этом Рогнеду, — явное указание на то, что Владимир очень с ней считался.

Ярополк будто бы весьма был опечален смертью Олега, происшедшей не по его вине, а также тем, что и с другим братом, т. е. с Владимиром, начиналась война. Он якобы пытался увещевать Владимира, но для подкрепления доводов послал и войска. Владимир испугался и хотел бежать в Новгород из «Кривичья».

Однако Добрыня, зная, что Ярополк нелюбим народом из-за предпочтения им христиан, удержал Владимира и пошел на хитрость: он пошел на подкуп воевод Ярополка, пославши им дары, «вадя», т. е. привлекая их на сторону Владимира (у Татищева ошибочно сказано «водя») и, совершенно очевидно, обещая, что Владимир поведет курс на язычество.

В трех днях пути от Смоленска, на реке Дручи (опять точное, конкретное указание!) «победиша полки Ярополчи не силою, ни храбростью, но предательством воевод Ярополчих».

Теперь загадка, почему это Владимир, вернувшись из заморья, стал так налегать на язычество, разъясняется: курс на язычество обеспечил ему победу против Ярополка. Всё дальнейшее — только выполнение обязательств, данных воеводам Ярополка. Это сообщение Иоакимовской летописи чрезвычайно важно, ибо показывает тайные пружины событий в прошлом. Вместе с этим это показывает, что Иоакимовская летопись гораздо конкретнее и точнее Несторовской и заслуживает, как источник, полного внимания.

Далее следует примечание Татищева: «О убивстве Ярополка, рождении Святополка и проч., почти согласно с Нестором, и житие Владимирово описано со многими пирами и веселии, которые к сему не принадлежат». Какая досада, что Татищев не переписал этого отрывка, открывающего хоть чуть-чуть завесу над светской жизнью того времени!

Обращаясь к княжению Светослава, мы находим также интереснейшие детали, отсутствующие у Нестора. Отметим, прежде всего, описку — следует не: «и по смерти Олги Светослав пребываше в Переяславци на Дунае воюя. Но Козари» и т. д., а: «И по смерти Олги Святослав пребываше в Переяславце на Дунае, воюя на Козари, Болгари и Греки, имея помощь от тестя князя Угорского и князя Ляцкого» и т. д.

Значит, Светослав был женат на венгерской княжне, а Переяславец был главным штабом Светослава, откуда он наносил удары хазарам, грекам и болгарам.

Далее речь о неудаче русских около «Долгой стены» под Царьградом. Татищев, оказывается, вовсе не знал, что это за «Долгая стена», — это лишний раз подчеркивает, что Иоакимовская летопись — не фальшивка Татищева. Речь идет о защитной стене от Деркоса на Черном море до Селимбрии на Мраморном, длиной около 50 миль, построенной в 512 году императором Анастасием против нападений варваров.

Светослав одержал много побед, но под Длинной стеной, т. е. недалеко от Царьграда, где были сосредоточены все силы Византии, руссы были разбиты. Воины-язычники сваливали вину на христиан: это, мол, наказание языческих богов. Светослав так рассвирепел, что приказал многих христиан тут же казнить, в том числе и «единого брата своего Глеба».

Этот Глеб является камнем преткновения всех. Нестор не говорит о нем ни слова, но в договоре Игоря с греками 945 года упомянут посол «жены Глеба», причем этот посол был среди других послов — членов семьи Игоря, а не его сановников. Какой-то Рюрикович с именем Глеб, безусловно, существовал и был в числе самых близких членов семьи Игоря. Это обстоятельство опять-таки говорит в пользу достоверности Иоакимовской летописи.

Упоминание жены Глеба и неупоминание посла самого Глеба можно рассматривать как свидетельство того, что в 945 г. жена Глеба была вдовой; в этом случае присутствие Глеба приблизительно в 872 г. под стенами Царьграда необъяснимо. Однако вполне возможно, что Глеб был в долговременной отлучке и в его вотчине правила его жена, в этом случае недоразумение устраняется.

Однако в договоре 945 г. упомянут следом за Игорем и Святослав, его наследник (малолетний); почему же наследником был не старший, уже женатый брат, а малолетний Игорь? Иоакимовская летопись указывает, что Глеб был единственным братом Светослава; можно сказать с полной уверенностью, что Глеб не был сыном Ольги, а сыном другой жены Игоря. Если эта жена была низкого происхождения или просто наложница, положение Игоря, как наследника, становится понятным. Вдобавок ко всему Глеб оказался христианином, что также могло сыграть роль в устранении его от престолонаследия — народ такого князя не признал бы.

Казни воинов-христиан цели якобы не достигли. Светослав увидел в этом чародейство христианских священников и послал в Киев приказ: храмы христиан разорить и сжечь. Затем пришел сам в Киев с намерением расправиться с тамошними христианами.

Далее интересная подробность: оказывается, большую часть воинов он отпустил сухим путем, а сам, с небольшим отрядом, поехал Днепром. Иоакимовская летопись в таком решении, приведшем к смерти, видит наказание от Бога.

В уже изложенных событиях мы видим резкую разницу между Иоакимовской и Нестеровской летописями: первая много говорит о язычестве и описывает и князей и народ гораздо более язычниками, чем это делает Нестор.

Несомненно, это объясняется временем написания летописей в первую очередь. Иоаким писал в разгар борьбы с язычеством, когда и настоящее, и прошлое еще было насыщено им. Нестор писал почти 100 лет спустя, когда борьба уже отгорела и упоминать об антихристианстве князей было неудобно, неудобно было напоминать, что христианство пришло не без тяжелой борьбы. Поэтому Нестор о многом умолчал и многое смягчил.

Вообще, борьба язычества и христианства продолжалась очень долго, веками, велась с переменным успехом. И в этом отношении Иоакимювская летопись живее, точнее и богаче Несторовской.

Разобранная нами часть Иоакимовской летописи показывает, что содержание ее всюду логично и последовательно, излагаются только факты, никаких сказочек вроде истории о белгородском киселе или Кожемяке, вырвавшем голой рукой кусок кожи из живого быка, нет.