Адаптация - Валерий Былинский

– Ну как, вкусно?

– Оргазм желудка, – кивал я с улыбкой. – Знаешь, у болгар есть такая поговорка: оргазм желудка.

Во мне медленно плыли мысли о том, не зря ли я приехал и не ведет ли это все к знакомой пустоте. Я знал, конечно, что у нас будет сегодня хороший, крепкий и обоим знакомый секс. Ее уютное, спортивное тело, как и раньше, возбудит меня.

Я доел рыбу.

– Будешь чай?

Когда Инна проходила мимо, мои руки медленно остановили ее – щупальца подводного батискафа на глубине, – обняли за бедра и посадили к себе на колени. Затем мои пальцы погладили гладкие мышцы ее ног. Ее ноги сжали мою ладонь. Еще один поцелуй, еще.

– Подожди… – сказала она, поднялась и вышла из кухни. По шелестящим звукам из комнаты я понял, что Инна достала упаковку «Фарматекс» и вводит в себя предохраняющий от беременности крем. Она всегда делала это раньше, когда мы жили вместе.

Ее завернутая в халат фигура появилась на пороге кухни.

– Скажи, а у тебя точно ничего не было? – прищурив глаза, спросила она.

Я знал, что Инна тщательно следит за собой. И если она решилась на секс со мной – значит, она тщательно предохранялась с другими мужчинами или прошла недавно медицинский осмотр. Аннет рассказывала мне, что у нее полтора года не было мужчины – и я ей верил. Верил и Анне, что являюсь ее единственным любовником. И пожалуй, сейчас я верил, что у меня ничего не было. Но если бы я стал это говорить Инне, она бы не поверила в мою веру.

В тот вечер я остался у нее ночевать.

Инна сказала, что завтра возьмет на работе отгул, которых у нее накопилось целых два, потому что в прошлом месяце она много трудилась сверхурочно. У нас был здоровый, крепкий и обоим хорошо знакомый секс. Красивая сильная нога Инны лежала на мне, когда я засыпал.

«Если взять щепотку коричневой земли с безжизненного плато на берегу, – говорит Рыба-шар, – или если зачерпнуть тонну, километр этой земли – и подбросить ее вверх, подуть на нее, смешать, перемешать, заорать на нее, топнуть ногой, – ничего не случится. Прекрасные линии коралловых рифов не возникнут. Хоть миллиард лет подбрасывай землю. Хочешь знать, что бывает в аду для тех, кто считает, что наша Земля возникла из случайного завихрения пыли? Души этих людей сидят на корточках шевелящимися точками в безжизненной пустыне и пытаются – подбрасывая руками над собой щепотки сухой земли, перетирая ее, переминая, смачивая ее слюной – создать Красное море. „Ну, что? – кричат им сверху. – Вы говорили, что все возникло случайно, из какой-то космической вспышки? Ну так давайте, докажите свою теорию, докажите! Сидите и подбрасывайте эти комки пыли, пока не докажете свою правоту. Зачерпывайте ладонями серую коричневую землю, комкайте ее, мните, швыряйте вверх, колдуйте над ней. Если у вас получится хоть что-то микроскопически прекрасное, мы вас отпустим. А пока сидите в аду. Сидите и подбрасывайте“.

«Но это еще не настоящий ад», – сказала рыба.

«Что? А какой настоящий?»

«Настоящий? Понимаешь, подбрасывая землю в пустыне, ты все-таки живешь надеждой. Понимаешь? Глупой, несбыточной – но надеждой. Но самое страшное, когда надежда исчезает. Совсем. Абсолютно. Навсегда».

– О чем ты думаешь? – спросила Инна, когда я долго молчал, сидя вместе с ней за кухонным столом. Мы завтракали, она приготовила омлет с сыром и зеленью: было вкусно.

– Так, сон странный приснился.

– О чем?

– Об аде.

– О ком?

– Ну, об аду… не знаю, как правильно сказать.

Она некоторое время молчала, сжав губы.

– Знаешь, у моей подруги друг работает психотерапевтом. Она и познакомилась с ним, когда ходила на прием. Он хорошо знает свое дело. Его зовут Василий, кажется. Хочешь, я договорюсь и он тебя примет?

– Можно. Только мне кажется, Василий не поможет.

– Нужно использовать все возможности.

– Знаешь, я лучше почитаю какую-нибудь книгу. Хорошая книга, знаешь, иногда может заменить психотерапевта.

– Видимо, в последнее время ты перестал читать.

– Ты думаешь, я действительно болен?

– У тебя депрессия. Так бывает у многих людей, живущих в больших городах. У меня тоже была депрессия. Но я ее вылечила.

– Да? Интересно, как?

– Ну, во-первых, я ходила на прием к врачу. Нет, не к Василию, к другому… Прошла курс психоразгрузочной терапии. Таблетки кое-какие пила, там много есть всяких: прозак, паксил. В конце концов я просто выключила свою депрессию.

Я подумал, что Василий, вероятно, был ее последним половым партнером, с которым она, конечно, соблюдала тщательную половую гигиену и правила обоюдного невмешательства в личную жизнь. Меня это не расстраивало и не удивляло. Я знал, что Инна, как она часто заявляла, не может быть долго одна. Я догадывался, что, скорее всего, я был для нее из всех мужчин в некотором роде больше, чем просто один. Сейчас мне это немного льстило. Позже, я знал, мне станет все равно.

– …дело в том, что я представила свою болезнь в виде лампочки, – продолжала Инна. – Обычной электрической лампочки.

– Вот как? Интересно…

Я настолько улетел сейчас от нее в своих мыслях, что мысль о лампочке вспыхнула в моей голове, словно словосочетание «лампочка Ильича». Но я вернулся в себя:

– Твоя депрессия была похожа на светящую лампочку?

– Голую такую, некрасивую, она светила неприятно и прямо в глаза. Знаешь, бывают такие в плацкартных вагонах.

– Здорово ты описала. Я так и вижу твою болезнь. И свою тоже.

– Так вот, после курса лечения я просто подошла к лампочке поближе, – а она светила, светила так, что мутилось в глазах. Я смогла протянуть руку и на ощупь прикрутила ее. Лампочка погасла – и сразу стало… не то чтобы темно, а неярко. Я успокоилась.

– Понимаю. Отлично понимаю. Неярко – хорошо сказано.

«Хороший способ, – подумал я. – Только зачем ходить на прием к психотерапевту, лучше сразу прикрутить эту лампочку. Легко и просто».

– Знать бы, как выключить свою лампочку, – сказал я.

– Для этого существует психотерапевтическое лечение, – с видом взрослого, объясняющем правила устройства мира ребенку, ответила Инна.

– Эй, – сказал я ей через некоторое время.

Она внимательно посмотрела на меня на фоне бесшумно работающего телевизора.

– Я ведь не изменился, Инна. И вряд ли изменюсь в последнее время. Нас, как горбатых, могила исправит.

– Смешно, – она усмехнулась и наклонила голову, отвернувшись. – Ты стал говорить штампами.

– Да? Я и не заметил. Видно, все-таки меняюсь.

– Знаешь, ты всегда был мне интересен тем, что непохож на меня и моих знакомых, – сказала она. И добавила: – Не меняйся.