Против течения - Евгения Перова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Соскучилась она…
– Леший! Прекрати! Мы все сто раз обсуждали, и вообще, пора тебе с ним помириться.
Анатолий прислал за ними машину – огромный лимузин, и Леший смягчился: наконец выпью как человек! Съехались все почти одновременно, толпились при входе, обнимаясь и разглядывая друг друга: Марина с Лёшкой и детьми, Юлечка с Илюшей и Митей, Мила, а Аркаша пришел позже всех. Киры видно не было, и Анатолий не показывался, а Мила держалась с видом заговорщицы. Наконец, когда все прошли в гостиную с портретом Валерии – каждый, входя, косился на картину, появился и Анатолий:
– Боже, какая ты огромная!
– И я рада тебя видеть!
Они поцеловались, Анатолий протянул Лешему руку, тот, помедлив, пожал. Марина подошла к портрету и вздохнула: Валерия… Вдруг Лёшка за ее спиной ахнул, но, когда Марина хотела обернуться, не дал ей это сделать.
– Да что ты держишь меня, пусти!
– Подожди минутку, сейчас… Ну, Анатолий! Хоть бы предупредил…
– Да что там?
– Марин, ты только не волнуйся, но она – просто копия Валерии!
– Кто – она-то?
Марина повернулась и остолбенела: рядом со счастливо улыбающимся Анатолием стояла… Валерия! Молодая, в элегантном платье, волосы уложены в греческий узел… Марина даже оглянулась на портрет, и ей показалось, что та Валерия удивленно приподняла бровь.
– Вот, прошу любить и жаловать – моя жена, Франсуаза!
– Франсуаза!
Все обомлели, только Мила смеялась, глядя на их лица.
– Пойду-ка я сяду, пожалуй…
– Ты как, ничего?
– Все нормально, просто я удивилась. Когда же он успел жениться-то? С ума сойти!
Марина видела, что Лёшка повеселел – еще бы, соперник женился, да еще по любви! То, что Анатолий влюблен, было просто написано на его сияющем лице – он даже помолодел.
– Где же он ее откопал? – удивился Леший. – Слушай, а неужели у меня такая же идиотская физиономия, когда я…
– Еще хуже! – радостно сказала Марина.
– Ну, как вам наш сюрприз? – Мила прибежала за впечатлениями.
– Хорош сюрприз! Вон, Маринка чуть не родила!
– Да ладно тебе! Не слушай его. Откуда вы взяли-то эту Франсис?
– Франсуазу! Это я их познакомила! Папа так изумился!
– Я думаю!
– Она куратор в Лувре, мы случайно в музее встретились, и я прямо обомлела, как увидела! Правда, на маму похожа?
– Да, очень…
– Она милая, вот увидишь! Ладно, я пойду к Юлечке.
– А где Кира-то? – не выдержав, спросила Марина, но Мила только махнула рукой: – А, не спрашивайте!
Подошел Анатолий, и Марина еще издали начала улыбаться – настолько он был не похож на себя прежнего.
– Ну, как тебе моя-то?
– Толь, я так рада за тебя, просто слов нет! Только…
– Похожа на Валерию, да?
– А тебя это не смущает?
– Ты знаешь, когда я первый раз ее увидел – просто чуть не умер. Милка подстроила, представляешь? Чуть до инфаркта отца не довела! Но потом отдышался, присмотрелся – ты знаешь, она совсем другая! Я теперь и не вижу сходства. Это внешнее все.
– Да, ты прав, – сказала Марина, присматриваясь к Франсуазе. – Она другая.
– Ты взгляни по-своему на нее, а? Пожалуйста!
– А что, не доверяешь?
– Доверяю! Просто… вдруг что увидишь, чего я не вижу.
– Да уж, ты в полном ослеплении! Ладно…
Марина вгляделась.
– Толь, все хорошо! Она светлая, искренняя, любит тебя, как ни странно…
– Ну, спасибо! Что ж, меня прямо и полюбить нельзя!
– Да не обижайся ты, я же шучу! Конечно, в тебя можно влюбиться, ну что ты! Только…
– Что?
– Она действительно – не Валерия. Ты ей нужен целиком и полностью.
– Марин, ну, что ты, в самом деле! Я теперь другой человек. Она мне тоже нужна. Очень. Ты знаешь, я оглядываюсь назад и думаю: «А жил ли я на самом деле?» Вот как сел тогда на мосту в машину Валерии, так и ехал все эти годы. А может, я – настоящий! – остался стоять на том мосту, понимаешь?
– Понимаю.
– Чужую жизнь прожил. Деньги эти, провались они! Деньги были, а счастья – не было.
– А теперь – есть счастье, да?
– Есть.
– Дай я тебя поцелую, что ли, а то заплачу сейчас…
– Нет, Марин, ты прости! А то она ревнивая.
– Ревнивая! – Марина засмеялась. – Так тебе и надо!
И Анатолий засмеялся. Смутился, но засмеялся. Он действительно был счастлив. Эту европейскую поездку он придумал от полного отчаянья, надеясь, что отвлечется, а дочерей взял просто потому, что совершенно не мог быть один, хотя сразу об этом и пожалел – особенно о том, что не оставил Киру в Москве. С Кирой Анатолий просто не знал что и делать, а Мила, к его удивлению, совсем его не боялась и очень хорошо понимала, только порой смотрела такими глазами, словно это она – мать, а он отбившийся от рук сын-подросток. Анатолия это забавляло и трогало, но разговоры с дочерью он выдерживал с трудом: Мила была так непосредственна и искренна, как будто ей не двадцать лет, а пять, да и он совсем не привык к откровенности. В один из вечеров Мила разыскала его на терраске отеля, где он в одиночестве потягивал коньяк, любуясь крышами Флоренции на фоне заката.
– Папа, ты опять пьешь?
Мила села рядом и схватила из тяжелой керамической тарелки большую желтую грушу. Она долго задумчиво рассматривала отца, впиваясь крепкими молодыми зубами в истекающий соком грушевый бок, потом произнесла:
– Знаешь что? Тебе нужна женщина.
Он чуть не подавился и вытаращился на дочь в полном изумлении:
– Да что ты такое говоришь?
– Тебе надо снова жениться. А то ты сопьешься. Правда, папа! Ты не думай, я все понимаю. Мама… она была… удивительная. Но она же не любила тебя?
– Откуда ты это взяла?!
– Папа! Она ведь и нас очень мало любила. Я не понимала, долго. А когда пришла Марина…
Анатолий вздохнул.
– Марина нас любила – меня, Степочку, даже Киру! А ведь мы ей – никто. Знаешь, мне раньше казалось, я влюблена в Алексея!
– Господи, и эта туда же, – пробормотал Анатолий, наливая себе еще коньяку. Мила покосилась, но ничего не сказала.
– А потом поняла: я в них обоих влюбилась, понимаешь? Они же были как… как инопланетяне среди нас!
– Это мы – инопланетяне.
– Ну да. И по сравнению с ними у нас в семье так холодно. Стужа просто. Ты подумай, ладно? Найди себе кого-нибудь, ты же еще такой молодой! Только кого-нибудь… теплого. Как Марина.
