Дочь Лунной богини - Сью Линн Тань

Стрела выпала из пальцев на землю.

— Надеюсь, на этом все?

Хоть бы у твари не обнаружилось еще каких-то скрытых талантов!

Капитан кивнул с таким спокойным видом, словно мне предстояло поразить обычную мишень с расстояния десяти шагов.

— Почему вы не рассказали мне об этом раньше?

Я мысленно проклинала себя за то, что не удосужилась расспросить о девятиглавом змее. А все потому, что это не сильно меня заботило. Но сегодня вечером… я вдруг поняла, как сильно переживаю за свою жизнь.

— Не сомневайся в себе. В этот раз Сянлю не спастись. И у нас есть все, что нужно для победы, — все с тем же спокойствием и уверенностью ответил он.

— И что же это? — с подозрением спросила я.

— Два лучника, — пошутил капитан Вэньчжи.

— Скоро у вас станет на одного меньше, — хмуро заявила я.

Он рассмеялся.

— И скорострельность. Твоя скорострельность, если точнее. Я никогда не видел, чтобы кто-то стрелял так быстро и так точно, как ты. Это станет решающим фактором в сражении. — Вот только последние его слова прозвучали мрачновато.

— Если бы я знала, с чем придется столкнуться, то проводила бы тренировки по-другому.

— Неужели ты бы смогла стать сильнее, чем сейчас? — возразил он. А затем добавил более спокойно: — Разве ты не чувствуешь, что готова?

Я скривилась. Меня раздражал не страх перед змеем, а чувство, что я — обычная шахматная фигура, которую ввели в игру в нужный момент. Мне рассказали только то, что, по их мнению, следовало знать, и указали куда, по их мнению, стоит идти. Шусяо предупреждала, что в армии все работает именно так. Вот только я не была беспомощным новобранцем.

— В следующий раз позвольте мне самой решать, насколько я готова.

Слегка улыбнувшись в ответ, он поднялся на ноги.

— Спокойной ночи, Синъинь. Уже поздно, и остальные давно спят.

Я ожидала, что он вернется в свою палатку, но капитан Вэньчжи направился к горе и вскоре скрылся в ее тени. Куда он пошел в такой час? Любопытство схлестнулось с нежеланием совать свой нос в чужие дела, и в итоге уважение к личной жизни капитана победило. Нам всем иногда требовалось побыть наедине с собой.

Постепенно пламя костра угасло, и на его месте остались лишь тлеющие угли. Теперь потрескивание и шипение сменили тишина и ровное дыхание спящих солдат. Но я продолжала сидеть и так сильно погрузилась в свои мысли, что потеряла счет времени. Когда капитан Вэньчжи вернулся в лагерь, он сильно удивился, увидев, что я торчу в одиночестве в темноте.

— Почему ты еще не спишь? — подходя ко мне, спросил он.

— Я не устала. — Мой взгляд скользнул по его рукам, испачканным в земле. — А почему вы еще не спите? — вернула я его вопрос.

— Проверял кое-что на завтра. Хотел убедиться, что не будет никаких сюрпризов. — Он вздохнул. — Поспи хоть немного. Завтра нам предстоят крутой подъем и тяжелая схватка.

Прекрасно понимая, что капитан прав, я встала и отправилась искать свою лежанку. Ночи всегда проходили для меня тяжело. Стоило лечь, как обрушивались воспоминания, которые легко удавалось отгонять при свете дня. О темных глазах и дразнящей улыбке, которые разрушали стену, выстроенную вокруг моего сердца, отчего у меня так стискивало грудь, что я невольно обхватывала себя руками и едва могла дышать. Но сегодня было намного хуже. Возможно, всему виной то, что я оказалась в Царстве смертных, где мои родители повстречали и полюбили друг друга. Где они были счастливы. Пока не появились солнечные птицы. И я.

Однажды я рискнула спросить у мамы, как они познакомились. Не попадись мне книга о родителях, я бы никогда не набралась смелости задать вопрос. Но так происходило всегда: стоит получить хоть крупицу знаний, как в тебе разгорается желание выяснить все остальное. Однако мама была не против поговорить о своем смертном прошлом. Хотя раньше она предпочитала не упоминать о нем. Иногда мне казалось, что в ней живут две разные женщины: смертная и бессмертная. Первая полностью принадлежала моему отцу, а вторая — мне.

Когда мама услышала мой вопрос, на ее щеках появился румянец.

— Мы выросли в деревне на берегу моря, — сказала она. — Твой отец был самым умным, бегал быстрее всех и мастерски стрелял из лука. Неудивительно, что, как только ему исполнилось семнадцать, в деревне появились солдаты и заставили его вступить в ряды армии. Он не стал возражать, а лишь на прощание крепко обнял плачущую мать. В тот день я старательно сдерживала слезы, хотя и прощалась с любимым человеком. А он пообещал мне, что вернется за мной. Я прождала пять лет. Иногда мне казалось, что он забыл обо мне на пути к собственной славе. Но этого не произошло.

Она поджала внезапно задрожавшие губы, а на лице отразилась печаль. И я сама догадалась, о чем подумала мама: что им опять пришлось расстаться и вероятность их встречи намного ниже, чем в тот день, когда отец уходил служить в армию, даже если бы он тогда передумал и никогда не вернулся. Ведь теперь их разделяло небо.

Вздохнув, я растянулась на холодной земле. Все остальные уже спали, как и говорил капитан Вэньчжи. А я все мучилась, но уже не только от своих сердечных ран. Родители оказались оторваны друг от друга, как персик, разделенный на две половины. Любовь все еще соединяла их, но они не могли быть вместе. Хуже ли это, чем неизбежная смерть? Я не знала ответа.

Но с горечью подумала, что, в отличие от меня, мама хотя бы вышла замуж за любимого. И он не предавал ее, а она — его. По крайней мере, до того рокового дня, когда ей пришлось выпить эликсир. Неужели этим заканчивались все любовные истории? Разбитым сердцем из-за разлуки, предательства или смерти? Стоило ли мимолетное счастье той боли, которая неизбежно сжирала тебя после?

Наверное, все зависело от силы любви и воспоминаний, и, судя по всему, у мамы их сохранилось достаточно, чтобы выдерживать десятилетия одиночества. А меня порой охватывали мрачные мысли, и в голове раздавались шепотки о том, что я глупая слабачка и как легко от меня отказался Ливей. Возможно, мне было бы не так тяжело, если бы я поддалась ненависти и позволила обиде на него заглушить всю ту боль, что он причинил. Но это оказалось бы лишь короткой передышкой, потому что я горевала не об уязвленной гордости, а о любви,