Горькая радость - Колин Маккалоу

«Я жертва времени и национальности, — рассуждал Чарлз. — Англичанин, истинный сын величайшей империи мира. Стоит взглянуть на глобус, и вы увидите, что на всех континентах присутствует темно-розовый цвет, обозначающий владения Британской короны. Только Антарктида свободна от розовых пятен, а в случае с Австралией розовым румянцем залит весь континент. Но живущие здесь люди не любят этого цвета, они бы предпочли зеленый цвет независимости, как у США. Надо забыть о своем английском происхождении, как в Англии мы забываем о Шотландии и Уэльсе, которые тоже являются частью Великобритании. Однако в душе все признают, что истинные правители и хозяева все же англичане».

Чарлз вызвал секретаршу.

— Мисс Норман, сестры Латимер живут при больнице?

— Да, сэр.

— Как мне связаться с одной из них?

— Обычно это делается при помощи записки. Вы даете ее мне, а я кладу ее в персональную ячейку того или иного работника. Если это срочно, можно позвонить по телефону, хотя старшая сестра предпочитает в таких случаях посылать санитара.

— Благодарю вас. Я напишу письмо.

Чарлз придвинул к себе стопку почтовой бумаги самого жалкого свойства. Канцтовары были уже заказаны, но пока их пришлют из Сиднея, придется довольствоваться этой… этой туалетной бумагой. На следующей неделе он назначил заседание попечительского совета — там будет много интересного!

Эдда увидела записку, когда вернулась в больницу после конной прогулки с Джеком Терлоу — физически она чувствовала себя прекрасно, но на душе у нее было неспокойно. Она по-прежнему испытывала к Джеку сильные чувства, но его идиотская привязанность к Беру и Грейс стала ее раздражать — в конце концов, он всегда был ее другом, что бы там ни болтала Грейс. Эдда так и не рассказала об их ссоре ни Тафтс, ни Китти — по счастью, обе они в тот памятный день были на дежурстве. Подумать только, эта дурочка вообразила себе, что все соседи считают Джека ее любовником! Эдде это казалось до смешного нелепым. Грейс ведь жила не в вакууме, и к ней часто заходили соседи, когда Эдда с Джеком трудились в саду. Нетрудно догадаться, кому из близнецов Джек отдает предпочтение — они с Эддой приезжали и уезжали на его машине, и их отношения сразу же бросались в глаза. До Эдды никак не доходило, что всему виной двое детей и вечное отсутствие мужа. Грейс попросту завидовала Эдде: ее блеску, модной одежде, свободному образу жизни и дружескому общению с мужчинами — короче, всему тому, чего она была лишена сама. Зависть сделала свое дело — Грейс возненавидела свою веселую, беззаботную и ветреную сестру.

Фантазии Грейс о ее отношениях с Джеком Эдда поначалу не приняла всерьез, но узнав, что та на самом деле верит, что о них сплетничают соседи, была изумлена и, поразмыслив, выбрала самый простой выход из положения — сделала свой роман с Джеком достоянием гласности. Джек ничего не имел против. Грейс могла больше не напрягаться, ее репутация на Трелони-уэй была спасена. Именно так видела ситуацию Эдда в те редкие моменты, когда она возвращалась мыслями к Грейс.

Любой человек, имеющий хоть каплю здравого смысла и логики, вряд ли мог предположить, что все это приведет к такой свирепой ссоре. Грейс сорвалась с цепи и была готова растерзать сестру, точно так же, как озверевшая толпа расправляется с жертвой, попавшей ей под горячую руку. Когда ее собственный гнев утих, Эдда увидела Грейс совсем другими глазами, и будь у нее возможность, постаралась бы вычеркнуть ее из своей жизни. Логика подсказывала ей, что сама по себе она вряд ли могла вызвать у сестры такой взрыв злобы, но обида была так сильна, что забыть или простить ее она была не в силах. Несправедливость упреков, которыми ее осыпала Грейс, как щелочь разъедала ее былую привязанность к сестре.

Прошедшая зима стала самым тяжелым временем в жизни Эдды: никогда прежде, даже в те годы, когда Китти пыталась наложить на себя руки, она не испытывала такого напряжения. Тафтс и Китти, несомненно, почувствовали, что между близнецами пробежала черная кошка, но все попытки выяснить, что произошло, неизменно натыкались на каменную стену. Ни Эдда, ни Грейс не желали говорить о ссоре и не делали попыток с ней покончить. Эдда считала себя несправедливо обиженной — чудовищность нанесенных ей оскорблений исключала всякую возможность примирения.

Китти отправилась к пастору, который воззвал к здравому смыслу Эдды, но не был услышан. Тогда он взялся за Грейс — ответом были лишь громкие рыдания и прочие неадекватные проявления. Когда Мод попыталась выступить на стороне Грейс, Эдда резко осадила ее и перестала появляться у пастора.

В конце концов на авансцене появилась сестра Ньюдигейт с боевым топором в руках, остро заточенным (как утверждали тайные агенты) на той самой машинке, где доктор Финакан вострил лезвия для микротома. Стараниями Тафтс, увидевшей свет в конце туннеля Эдда — Грейс, Лиам был тоже вовлечен в конфликт воюющих сторон.

— Здесь не обойтись без Божьей помощи, — заявила она ему. — И желательно, чтобы божество было женского рода. Старшая медсестра подойдет как нельзя лучше.

— Но Грейс давно ушла из больницы, — возразил он.

— В Грейс вселился дьявол, а старшая медсестра у нас почище Люцифера. Ей по зубам любой дьявол.

Грейс вызвали к старшей медсестре, словно она по-прежнему была практиканткой, и едва она села, в комнату вошла Эдда. Ни одна из сестричек не заподозрила подвоха, выскочить же из кабинета старшей медсестры, гневно хлопнув дверью, у них не хватило духу.

— Садитесь, сестра Латимер, — очень приветливо сказала Гертруда Ньюдигейт. — И поздоровайтесь с родной сестрой.

У Эдды груз свалился с плеч.

— Доброе утро, Грейс, — пробормотала она, изобразив подобие улыбки.

Улыбка Грейс была гораздо шире. Она прекрасно знала, по чьей вине произошла эта ссора, и три месяца мучилась от бессонницы, размышляя, как выйти из тупика с наименьшими потерями. Проблема была в том, что в любом случае страдала ее уязвленная гордость. Ах, если бы в тот день Эдда выглядела не так элегантно, не так стильно! Но она была само совершенство — и обидные слова так и потекли рекой, вернее, мутным грязным потоком. Как она потом о них сожалела! Но гордость, проклятая гордость не давала ей идти на попятную.

На этот раз Эдда была в форменном полосатом платье и марлевой косынке, а замужняя дама Грейс надела свой лучший воскресный наряд: ярко-розовое крепдешиновое платье, которое ей очень шло, изящная соломенная шляпка и темно-синие туфли и сумочка.

— Ты шикарно выглядишь, Грейс, — похвалила ее Эдда.

— А ты — настоящая медсестра, я тебя даже побаиваюсь.

— Надеюсь, ваша нелепая ссора наконец закончилась? — с улыбкой спросила старшая медсестра.

— Да… прости, Эдда, я была не права. Наговорила бог знает чего.

— Отлично! — просияла старшая медсестра. — Будем считать, что все быльем поросло. Но при этом не могу не вспомнить, что вы, Фолдинг, так и не представили мне реферат о графике жидкостного баланса.