Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950-1350 гг. - Роберт Бартлетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сроки освобождения от податей в Силезии XIII века могли варьироваться от одного до двадцати лет, и, судя по всему, аналогичной была практика и в других регионах. В 1160 году епископ Герунг Майсенский жаловал поселенцам Бухвица десять льготных лет. Спустя столетие, когда Тевтонские рыцари захотели привлечь эмигрантов из Любека и его окрестностей на поселение в Курляндию, они предложили крестьянам столько земли, сколько те были в силах обработать, и шесть лет без платежей и повинностей. В 1276 году жители одной деревни в польской Галиции получили тринадцать льготных лет, с тем чтобы «за это время они могли все силы направить на расчистку леса и увеличение пахотных земель». Госпитальеры, которые в 1230-х и 1240-х годах предприняли расселение полутора тысяч колонистов в деревнях Новой Кастилии, обычно предоставляли им трехлетнее освобождение от платежей и повинностей. Когда Совет Толедо в 1258 году основал сельское поселение Хебенес милях в двадцати на юг от города, его жителям давалось освобождение от уплаты ренты на десять лет. Такие освобождения могли касаться не только ренты и десятины, но и других обязанностей. Как уже упоминалось, Викман Магдебургский давал десятилетнее освобождение от участия в строительных работах в замках, а в Силезии такие льготы часто касались и большинства видов воинской повинности. Раймонд Беренгар IV Барселонский пожаловал поселенцам (populatores) в Сан-Эстебан де Луэсия освобождение от воинской повинности (hoste) сроком на семь лет.
Эти первые годы со специальными льготами не означали, что у поселенцев не было никаких обязанностей. В особенности следует сказать о том, что часто они обязывались строить или обрабатывать землю под угрозой лишения надела. В 1185 году Альфонс II Арагонский выделил средства св. Сальвадору Сарагосскому и его прокуратору (управляющему) Доминику на заселение Вальмадрида в долине Эбро с таким условием:
«Повелеваю, чтобы те, кто придет заселить эту землю или у кого есть надел, должны до Рождества построить здесь дома, если же они этого не сделают к означенной дате… Доминик… будет наделен полномочиями отобрать у них надел и передать другому, кто поселится в этой местности и будет строиться».
Крестьянам Хебенеса вменялось в обязанность разбить на определенной площади виноградники в течение первых двух лет. Иногда специально оговаривалось также, что, даже если поселенцам дается свобода распоряжаться землей по своему усмотрению, отчуждать ее в течение первого года или нескольких первых лет запрещено.
Порядок землепользования в первые годы освоения земли был напрямую продиктован специфическими, но временными обстоятельствами. Эти льготные условия должны были стимулировать освоение земли. Конечно, для колонистов и феодала в том были существенные обоюдные выгоды. Попробуем разобраться, какими мотивами руководствовались переселенцы, когда снимались с насиженных мест и селились в новых краях. Самым очевидным из этих мотивов была земля, которую предлагали лорды. В густонаселенных районах Рейнланда, Фландрии или Англии рост населения медленно, но верно вел к сокращению среднего размера крестьянского надела и сводил на нет перспективу получения такого надела в будущем. Зато в той части Европы, которая лежала восточнее Эльбы, а также в Испании времен Реконкисты свободная земля еще оставалась. Так, в Новой Кастилии стандартным размером надела была так называемая югада (yugada). Это слово является производным от уида (пара волов) и в принципе обозначает участок поля, который можно обработать парой запряженных волов. Любому человеку, хоть сколько-нибудь знакомому со средневековой системой обмера земли, понятно, что измеряемые таким образом участки могли сильно разниться в зависимости от конкретных условий. Тем не менее современные испанские историки сходятся в том, что югада в среднем равнялась 80 акрам пашни, и это представляется вполне резонным. Восточнее Эльбы крестьянская ферма площадью 80 акров тоже была весьма распространенным явлением. Стандартной единицей надела там служил манс, либо фламандский — в 40 акров, либо франкский — в 60 акров, но чаще в Бранденбурге, Пруссии и Померании встречались наделы по 2 манса, особенно если речь шла о мансах фламандского типа. Встречались они и в других областях. Если вспомнить, что в Англии XIII века полные виргаты (25–30 акров) составляли ничтожное меньшинство в целом море мелких наделов (в некоторых областях не более 1 процента) или что на рубеже XIV века свыше третьей части крестьянства в Пикардии имели не более половины акра земли то становится ясно, сколь заманчиво было получить надел земли во вновь обживаемых районах.
Однако колонистам Высокого Средневековья предоставлялась не просто земля, а еще и выгодные условия ее обработки. К востоку от Эльбы надел обычно выделялся на условиях привилегированной ренты. Так, когда рыцарь Герборд Кётенский отдал участок леса севернее Щецина под освоение, он поставил условие, что «все жители, кто здесь поселится и займется обработкой земли, должны будут платить с каждого участка по 1 шиллингу ренты и десятину». За аналогичный участок в «Лампрехтсдорфе» (Kamjontken/ Liebe) в Пруссии, который Дитрих Штанге отдал под освоение в 1299 году, рента составляла полмарки. Точно так же и в Силезии обычная ставка ренты и десятины с фламандского манса равнялась половине марки. Эти ставки обложения были намного ниже по сравнению с теми, что платили крестьяне в неколониальных областях Европы. Например, в Бранденбурге суммарные подати в пользу господина, включая десятину и оброк, в конце XIII века составляли в среднем 26 бушелей зерна в год с каждого манса. Надел в 40 акров обычно приносил не менее 120 бушелей зерна в год, если засеяно было две трети поля, и полтора бушеля с акра при трехполье. Таким образом, около 1300 бранденбургских крестьян отдавали примерно 20 процентов собранного урожая своему барину. Аналогичной была ситуация и в Силезии, где общий объем податей с каждого манса достигал 20–25 процентов от урожая. Иначе обстояло дело в Англии, где оброк рассчитывался от среднего валового урожая с каждого манса и составлял «около пятидесяти процентов» — и это помимо десятины и королевских податей. В Пикардии тех времен положение крестьянина было не намного лучше.
Другим примерным критерием для сравнения может служить суммарное количество серебра, которое жители должны были вносить за акр земли. В конце XIII — начале XIV веков английские крестьяне платили от четырех пенсов до одного шиллинга за акр, то есть от одной пятой до половины унции серебра, исходя из тогдашней пробы английского пенса. В Силезии крестьянин в эти же времена платил полмарки с манса в качестве ренты и десятины. Если считать кельнскую марку равной 8 унциям, а надел фламандского типа — приблизительно 40 акрам, то выходит примерно одна десятая часть унции за акр земли. Как бы приблизительны ни были эти подсчеты, а они в самом деле весьма приблизительны, из них ясно, что крестьяне-поселенцы в Остзидлунге несли куда менее тяжкое бремя в сравнении со своими собратьями, обрабатывавшими «старую» землю в Англии.
В общем и целом, новые поселенцы не облагались трудовыми повинностями (то есть повинностью работать на господской земле), но платили ренту деньгами либо продукцией, в первом случае — фиксированными суммами, во втором — в фиксированном размере либо долей от полученного урожая. В 50-х и 60-х годах XII века архиепископ Толедо давал селянам землю на условиях уплаты ренты в объеме десятой части собранного зерна, шестой части — винограда и несущественной барщинной повинности в количестве трех рабочих дней в году, либо в фиксированном количестве зерна с каждой югады. В Остзидлунге ссылки на трудовые повинности в отношении новых поселенцев крайне редки. В Ирландии вольные держатели, преимущественно английские переселенцы, вносили лишь фиксированную денежную ренту, и даже в случае достаточно крупных земельных владений трудовые повинности в их хозяйстве не играли существенной роли. В 1344 году в Клонкине держатели обеспечивали только 16 процентов всех рабочих рук, требовавшихся для уборочной. Судя по всему, ради поощрения освоения новых земель и наращивания земельной ренты землевладельцы были готовы идти на уступки своим новым крестьянам в отношении отработок.