Легенды горы Кармель. Роман - Денис Соболев

Тем не менее подрядчик отказывался остановиться даже на секунду. На приморском шоссе полиция попыталась их задержать за превышение скорости. Но даже и здесь он не остановился, а, проигнорировав знаки полицейских, продолжал упрямо ехать в сторону Тель-Авива, пока дальняя сирена за спиной не оказалась совсем близко и две полицейские машины не прижали их к обочине. Подрядчик выскочил из машины и неуклюже побежал на юг, в сторону Тель-Авива. Полицейские повалили его на землю; он резко и беспомощно вырывался и продолжал повторять: «Главное – добраться до Тель-Авива. Там все так ясно. Главное – добраться до Тель-Авива». Квартирного посредника тоже арестовали. Впрочем, довольно быстро выяснилось, что, несмотря на совершенные правонарушения, в ведение полиции бывший подрядчик не попадает. И соответственно, несчастный посредник был переведен из категории преступника в категорию свидетеля. Чуть позже, несмотря на то что подрядчик неожиданно стал вести себя спокойно, его все же поместили в палату для буйнопомешанных главной тель-авивской психиатрической клиники под названием Абарбанель – или сокращенно «Барби»; потом перевели в отделение для спокойных сумасшедших. Подрядчик ходил по коридорам и повторял: «Как же теперь добраться до Тель-Авива? А деньги? А дома? А драгоценности? Но ведь я же так думал, – потом он продолжал: – Да и зачем туда добираться? – и наконец он сокрушенно махал рукой и добавлял: – И это то, что я должен был знать?»

Вскоре он подружился с другим помешанным, недавним выходцем из России, который постоянно разыскивал какого-то еврея по имени Пастернак. Несмотря на сложности с языком, постепенно подрядчик довольно много узнал про этого таинственного Пастернака. Как и нового знакомого подрядчика, Пастернака звали Борис. Этот другой Борис был удивителен тем, что обладал вещью под названием «культура» – но не в том смысле, в котором приложение «культура» прикладывается к пятничной газете, а в каком-то ином, который было сложно определить. «В нем есть культура, – повторял Борис, – в нем есть музыка. Ты понимаешь?» И подрядчик кивал, он любил слушать про этого Пастернака. Он узнал, что благодаря этой самой культуре Пастернак умел выживать при любой власти и любом режиме – хотя как-то и допустил оплошность – и даже, по утверждению Бориса, где-то добыл себе Нобелевскую премию. Впрочем, в этом подрядчик сомневался, поскольку про такое событие точно бы написали в газете. А ничего такого он не видел. «Сумасшедший, – думал он, – вот и выдумывает. Что с него взять. Не надо на него сердиться». А еще этот Пастернак писал стихи. Иногда он писал о революционных лейтенантах, иногда про свечу и стол, иногда же о каком-то докторе, у которого было одновременно три жены, и все три очень «культурные» – так что подрядчик даже несколько запутался. Но потом он стал размышлять о том, как этому доктору удавалось справляться со всеми своими женами, и даже немного позавидовал. Благодаря его удивительной способности выживать всегда и всюду у Пастернака был огромный дом в самом дорогом и престижном пригороде Москвы и огромная машина – то ли Майбах, то ли Бентли; и даже с президентом Сталиным он говорил по прямой телефонной линии. «Он олигарх?» – понимающе спрашивал подрядчик, но Борис только отрицательно качал головой. «А еще, – добавил Борис значительно, – Пастернак – потомок Абарбанеля. Того самого». – «Потомок нашей психушки? – радостно закричал подрядчик. – Потомок Барби? Ну он дает! Вот это номер!» И впервые с момента своей встречи со шкафом бывший подрядчик счастливо засмеялся.

Чуть позже с таинственным домом на Халисе – и еще более странными выдумками про шкаф – оказалась связанной история, произошедшая с одним хайфским программистом по имени Саша, или Алекс на иврите. Впрочем, как известно, на иврите почти всех программистов почему-то зовут Алекс. В девятнадцатом веке изложение этой истории, вероятно, назвали бы «случаем с русским инженером», однако сам герой этой истории был крайне далек от того, чтобы определять ее – и себя – в подобных терминах. Дело происходило в день праздника чудесного спасения Пурим, который, как известно, является любимым временем для появления духов. Все тот же Вавилонский Талмуд предостерегает от неосторожной встречи с духами или привидениями в Пурим, однако в наше время про эти предостережения либо мало что знают, либо ими просто – и достаточно бездумно – пренебрегают. Еще одна проблема связана с тем, что в праздник Пурим полагается не только радоваться, но и пить до того состояния, в котором уже не отличают Амана от Ахашвероша. Нельзя сказать, чтобы герой этой истории был способен отличить Амана от Ахашвероша и в трезвом состоянии – да и в общем-то довольно смутно представлял себе, кем же являются они оба, – но пуримскую заповедь выпить он исполнял довольно старательно, причем не только в Пурим. Так что выйдя от приятелей, живших в Неве-Шеанане – с которыми он, собственно, и исполнял пуримскую заповедь, – Алекс подумал, что улица стала слишком узкой, машина – слишком тяжелой, а полицейские – слишком злыми, и еще подумал, что пока что пойдет пешком, а потом, может быть, что-нибудь и придумает. Впрочем, пьяницей или алкоголиком он никогда не был, и поэтому чуть покачивающийся асфальт под ногами казался ему не привычным, а скорее радостным.

Весна ощущалась уже во всем – и почти отцвел миндаль. Небо было черным и каким-то густым, но вечера все еще оставались холодными. Темнота вокруг раскачивалась и чуть подрагивала, а дорога как-то странно петляла и ветвилась. Неожиданно он почувствовал удивительное внутреннее ликование – какой-то всплеск чувств, полет и мягкое падение – и даже собрался запеть. Но потом Алекс подумал, что если он запоет, то это будет значить, что он напился, а он совершенно трезв. «Даже странно, – мысленно добавил он, – что в Пурим я настолько трезв». Поэтому он решил не петь, чтобы по ошибке не подумать про себя, что он пьян, в то время как он трезв и даже, пожалуй, мог бы выпить еще немного, если бы вовремя заметил, что настолько трезв. Поэтому он начал тихо подвывать себе под нос песню «Дан приказ ему на запад». На самом деле он плохо помнил мелодию, но поскольку пел ее сам, то сам же с легкостью ее и узнавал. Так, постепенно спускаясь, Алекс миновал нижний Неве-Шеанан и поворот на Неве-Йосеф и оказался в старой Халисе. Он очень давно здесь не был и неожиданно понял, что ему немного не по себе. Полупустые – а потом и совсем брошенные – дома смотрели на него черными выбитыми окнами и ложными проемами, наглухо закрытыми серыми блоками. Навстречу попадались какие-то отталкивающие и страшные личности, потом – довольно агрессивно ведущая себя группа подростков; в довершение ко всему один из прохожих заглянул ему в лицо своими пьяными глазами и расхохотался. Алексу все это напомнило армейскую службу и «постъядерные» компьютерные игры; от этого охватившее его чувство дискомфорта еще выросло. На секунду он даже вздрогнул от страха. В глубине домов что-то стучало, скрежетало и бренчало. «Ветер, наверное», – подумал Алекс; но восстановить душевный комфорт это не помогло.

Холод стал чувствоваться неожиданно остро. Дома и прохожие строили ему отвратительные рожи, а ветер назойливо свистел за спиной. И тогда Алекс подумал, что от всего этого было бы хорошо куда-нибудь спрятаться, а еще лучше было бы где-нибудь присесть или даже подремать. Но, с одной стороны, сказал он себе, если он зайдет в чужую квартиру, то может помешать ее хозяевам, которые, наверное, еще не спят, а с другой стороны, хозяева здешних квартир могут оказаться еще более пугающими, чем прохожие, и в таком случае лучше с ними встречаться на улице, а не у них дома. Поэтому, увидев совершенно темный дом, Алекс очень обрадовался. Логика подсказывала ему, что это именно то, что ему нужно, поскольку здесь он окажется в безопасности от хозяев квартир и в то же время никому не помешает. Ему даже показалось, что кто-то или что-то подспудно зовет его в дом. Алекс свернул налево, прошел через пустой дворик, переступил через кучи мусора, споткнулся о какую-то железную конструкцию, поднялся, отряхнулся и довольно уверенной походкой вошел в дом. Здесь было темно, и он почувствовал запах плесени и гнили; где-то совсем рядом что-то снова засвистело, застучали ставни. «Да, не очень-то тут комфортно», – подумал он, пытаясь нащупать рукой стену; потом поднялся по лестнице. На втором этаже было чуть светлее, и Алекс почувствовал, что очень устал. «Даже сесть здесь не на что, – раздраженно сказал он самому себе. – Просто не дом, а свинарник». Действительно, на полу был виден какой-то мусор, ржавая арматура, кажется, труба, два рваных матраса, но садиться на них ему не хотелось. Так что Алекс решил, что будет лучше перебраться в соседнюю комнату и уже там устроиться. В почти полной темноте он нащупал дверь и потянул ее на себя; дверь чуть прогнулась, но поддалась.