И на вражьей земле... - Олег Шушаков

Девчонки встретили их визгом и поцелуями. Татьяна, сестра Анюткина, конечно, расстроилась, что Володька уехал, даже не повидавшись, но виду не подала… Гордая!

А Николай с Алексеем долго рассусоливать не стали и вопрос поставили ребром! Да и как иначе! Отпуск ведь не резиновый. Месяц махом пролетит, и не заметишь…

Короче, развели они девчонок по комнатам для разговора да и спросили всерьез и по-настоящему. Письма ихние это как?… И предъявили по пачке. А на карточке на обороте, что написано?… Или там просто так, для красного словца, про любовь упоминается? Одним словом, выходи за меня Анюта (а за стенкой, соответственно, Тамара), потому что без тебя и свет белый не мил красвоенлету! После такого натиска, проведенного по всем правилам военной науки, девушки согласились, не раздумывая. Да и как иначе!

В начале февраля, отгуляв положенное день в день, ребята явились наконец в свою часть. Правда, жен молодых с собой они тогда не взяли. Потому как везти девчонок в тайгу, неизвестно куда, не решились… Но оказалось, что условия очень даже ничего. Так что, когда у них все определилось, жены сразу же к ним и приехали.

Двадцать девятый Краснознаменный истребительный авиаполк, в который были зачислены младшие лейтенанты Дьяконов и Маковкин для дальнейшего прохождения службы, был не простой, а что ни на есть прославленный! И Краснознаменным стал, будучи еще не полком, а эскадрильей.

В двадцатом году первый авиадивизион истребителей, отличившийся в боях под Казанью и на Южном фронте, получил Красное Знамя Всероссийского Совета Воздушного флота, а еще через полгода за отличия в боях с врагами социалистического отечества ему было вручено Почетное революционное Красное Знамя ВЦИК. В двадцать втором году на базе дивизиона была сформирована первая отдельная Советская эскадрилья истребителей. В двадцать пятом ей было присвоено имя великого Ленина. А в двадцать восьмом году за боевые заслуги в годы Гражданской войны она была награждена орденом Красного Знамени. Так что на самом деле двадцать девятый истребительный авиаполк был трижды Краснознаменным!

Именно в этой части в двадцатых годах служил и наделал столько шума своим полетом под фермами Троицкого моста в Ленинграде Валерий Павлович Чкалов! А в начале тридцатых в составе эскадрильи летал дважды Герой Советского Союза майор Грицевец! Тот самый, который потом служил летчиком-инструктором в их родной авиашколе, уехал воевать в Испанию и стал Героем Советского Союза! Тот самый, которого неделю назад уже за Халхин-Гол наградили второй золотой медалью «Герой Советского Союза»!

Когда-то в первом Советском авиадивизионе истребителей служило много героев Гражданской войны, награжденных за свои подвиги орденами Красного Знамени и дважды, и даже трижды. А в Гражданскую это было покруче, чем сейчас Герой Советского Союза! Но имена этих «героев» политруки в своих задушевных беседах с пилотами больше не упоминали. Потому что в прошлом – позапрошлом годах, все они, имея уже по нескольку ромбов в петлицах, как назло, оказались врагами народа!

Ранним февральским утром Николай с Алексеем сошли с поезда «Москва-Хабаровск» в пункте назначения – городке Белогорск, в сотне километров от Благовещенска. Погода была безоблачная и безветренная, мороз около сорока. Когда военный комендант дозвонился в полк, за ними сразу приехали, переодели в полушубки и валенки и отвезли в гарнизон. А на следующий день они уже были на службе.

Младших летчиков Маковкина и Дьяконова включили в состав первой эскадрильи, распределили по звеньям, и опять началась учеба. А куда денешься… Сидели и зубрили ориентиры в районе полетов, сдавали зачеты по матчасти, инструкциям и наставлениям…

В двадцать первую годовщину Красной армии, в один день со всеми остальными красноармейцами и краснофлотцами, командирами и комиссарами по всей стране, они приняли новую военную присягу. Перед строем полка. С боевым оружием в руках.

– Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров, комиссаров и начальников, – голос Николая креп с каждым словом. – Я всегда готов по приказу Рабоче-крестьянского правительства выступить на защиту моей Родины… – неслось над замершим строем полка. – Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся!

Николай расписался на присяге, отдал ее командиру полка и встал в строй. В его груди кипела какая-то непонятная, но огромная сила. Это было не просто обещание чего-то делать, а чего-то нет. Это была настоящая клятва! И все это понимали.

После праздника опять потекла скучная и размеренная армейская жизнь… Рутина… Привычная и знакомая до боли…

Весной они сдали зачет по технике пилотирования и приступили к полетам. Пилотаж, воздушные бои, стрельбы, полеты по маршрутам на малых и больших высотах. А пару месяцев назад их наконец допустили к боевому дежурству…

Сегодня вот суббота, Николай домой торопится, а Маковкин – на боевом дежурстве, готовность два. То есть сидит в дежурной фанзе начеку и ждет команды на вылет.

Вообще-то их было две, этих фанзы – круглых сборных домика, диаметром метров десять, снаружи очень похожих на юрту. Они были сделаны из дерева, утеплены и соединялись между собой коридором. В этом тамбуре была столовка и выход на улицу. В одной из фанз размещался летный состав, в другой – техники и мотористы. Самолеты ставили метрах в двадцати – тридцати. Каждые сутки в семнадцать часов дежурное звено вместе с самолетами менялось.

В фанзе летчиков было несколько металлических кроватей с постелями, стол со стульями, патефон (с одной пластинкой), черная тарелка репродуктора. Имелись шахматы, шашки и домино, различные инструкции и наставления, а также полевой телефон для связи со штабом полка и оперативным дежурным. Фанза технического состава была оборудована попроще – печка, нары с матрацами, стол с настольными играми и спецлитературой.

В столовке имелся стол человек на десять, скамейки, шкаф с посудой и плита. Летчики и техсостав ели по очереди. Официантка привозила в термосах обед из летной и технической столовых, разогревала его и подавала на стол.

Казалось бы, ну и, пожалуйста, ну и сиди себе, кури да в шашки играй! Не мешки же ворочаешь. Сначала ребята так и думали. А когда подежурили, поняли, что на самом деле это была нелегкая и нервная работа…

Николай вспомнил, как еще весной завидовал «старикам», которые ходили при пистолетах. Летчиков, допущенных к боевому дежурству, объявляли приказом по полку и выдавали личное оружие.

Ванька Липатов, который прибыл в полк почти одновременно с ними, в полетах отставал, и к дежурству еще допущен не был, поэтому часто привязывался к товарищам с дурацкими просьбами:

– Ну, одолжи пистолет сходить на танцы. Ну, пожалуйста…